вытрутся из памяти большинства лимбийцев.
Да и у Пейтона наверняка будут проблемы поважнее, чем дела десяти-пятнадцатилетней давности.
— Господа, спишите меня на пенсию, — тихонько выдыхает Анджела, пряча лицо в ладонях, — Хартман добивается высылки на Поля. Сам! Если он всерьез — то я точно ничего не понимаю в промысле Небес.
В какой-то момент Генрих начинает жалеть, что его уже почти и не помнят никем, кроме хищной, вечно голодной, вечно ищущей поживы опасной твари. Может, в этом случае, не ощущая такого резкого контраста с ним прошлым, эти святоши и сомневались бы в таких очевидных вещах.
— Он может лгать, — деловито покашливает Катон, — мы знаем Хартмана. Он лжет так же естественно, как дышит. И задурить нам голову, чтобы мы усомнились в том, что его следует вернуть на Поле — для него даже не задача, так, задачка. И мы можем запросить выписку с его кредитного счета, но это займет время.
Ну, хоть один здравый голос с нужной Генриху позицией. Достаточно твердый, чтобы верить в то, что Катон не сдвинется со своих позиций ни на дюйм.
— В определенном смысле, мы можем не торопиться с решением этого вопроса, — неторопливо откликается Артур, покручивая в пальцах сложенные очки, — отправим запрос в Департамент Учета Грехов, запросим максимальную подробность отчета, соберемся завтра…
— В этом нет необходимости, сэр, — негромко произносит Агата, поднимаясь со своего места, прихватывая со столешницы перед собой один только лист бумаги. Именно его она с демонстративным спокойствием опускает на стол перед Катоном.
— Ищите его ложь, лорд Катон, — хладнокровно улыбается своему новому сопернику девушка, — найдете — можете меня вместе с ним на Поле отправить.
— Агата, не перегибайте, — недовольно делает замечание Пейтон, — мы даже не собирались делать ничего подобного. Это слишком откровенное противоречие воле Небес и цели нашей деятельности. Вы — Орудие и архангел. Мы это признаем. Так что и вы ведите себя соответственно.
— Простите, мистер Пейтон, вырвалось, — откликается девчонка, и, разворачиваясь к Генриху, впервые за этот день встречается с ним глазами.
Твердые у неё глаза. Упрямые. Эта дурочка ни за что не отпустит его так просто. И зря он с ней вообще закрутил, все, что закрутил. Только усложнил все еще сильнее. Она-то точно не воспринимает это как игру. Глупая, глупая птичка. Самая удивительная птичка в этом чертовом измерении конченых грешников.
И все же, как бы хотелось хотя бы чуть-чуть соответствовать её ожиданиям. Попытаться ведь можно…
— Значит, вы можете узнавать о грехах своих подопечных до их свершения, леди Виндроуз, — Катон говорит абсолютно равнодушно, эта информация его явно не впечатляет, — вот только где у нас гарантия, что вы узнаете о них вовремя? Даже лимбийцы нуждаются в отдыхе. И ваши силы не безграничны, вы не будете дергаться к своей сводке каждые пять минут. А для демона уровня Хартмана лишняя пара часов, пока вы будем, скажем, спать — долгая охота с большим количеством жертв.
Эта абсолютно верная истина приходится птичке не по нутру.
— Мы не можем обвинять амнистированных в тех грехах, что они еще не совершали, — упрямо ершится Агата.
— Демонов можем, — спокойно отрезает Катон и возвращает девушке выписку из её сводки, — собственно, потому и существует Триумвират — для решения возникающих спорных вопросов. Да, Небеса нам предложили альтернативу, леди Виндроуз, вас, но мы все еще можем отказаться от этой сомнительной деятельности, если сочтем её не стоящей усилий. Лично я — остаюсь при своей точке зрения. Риск слишком велик. Усилия не оправдывают результат нашей работы. Даже у бесов — крепко выдерживаются тридцать процентов срывов. Исчадий, отродий, суккубов мы не вытянем в том же количестве, а их срывы будут ударять по нам куда больнее. Мы будем терять людей. И в чем-то Хартман прав — список траура по угасшим навеки душам будет расти. А этого мы допускать не должны.
— И все же наша политика требует сражаться за души до последнего, — меланхолично замечает Пейтон, — в конце концов, мы можем обозначить эту группу тестовой. Исчадье, отродье, суккуб и один промежуточный почти инкуб. Последим за их динамикой, за тем, как справляется леди Виндроуз.
— Арчи, не практично так подыгрывать девчонке только потому, что она единственная из нас, кто может выдержать твой прямой удар, — Катон скептически покачивает головой, — ты знаешь, что Чистилище не знает практики возвращения демонов высшего уровня к праведному образу жизни. Хотя пытались с ними работать не единожды.
— Я слышал об одном таком случае, — Пейтон чуть морщится, будто припоминая, — но он случился еще до того, как я был одарен благодатью архангела. Да и из архива тот случай был изъят, как только долг исправившегося был закрыт.
— Это было до или все-таки после каменного века? — Генрих не удерживается и фыркает, за что удостаивается недовольного взгляда Пейтона. — Что? Разве ты не был в Лимбе всегда?
— Никто не был в Лимбе всегда, мистер Хартман, — Артур смотрит на Генриха как на разыгравшегося мальчишку, — и я — не исключение.
— Один прецедент не может быть основой для подобного решения, — Катон даже не думает сдаваться, — даже если мы поверим, что этот случай — не сказочка, придуманная древними архангелами, чтобы мы верили в то, что даже самые безнадежные грешники достойны веры. Это очень религиозно, но мы же тут пытаемся изжить подобные предрассудки.
— Давайте уже голосовать, — неожиданно предлагает Анджела, — по-моему, все, что нужно, мы поняли, увидели, осталось только принять общую точку зрения.
— Мне кажется, ты торопишься, Анджела, — и тем не менее Пейтон бесстрастно пожимает плечами, а затем протягивает руку к проходящей мимо Агате, — леди Виндроуз, дайте мне сводку, будьте любезны.
На этом контрасте отношения очень остро ощущается разница между Агатой и Анджелой.
Агата — Орудие, да, член Триумвирата, но новенькая, необожженная, сырая. Её уважают, разумеется. Но с Анджелой у того же Артура куда более крепкая связь. Она — собрат по оружию, признанная равной, и к её мнению тот же Пейтон прислушается с большей охотой. И сама Агата все это ощущает, осознает, и в её запахе все-таки становится больше безысходности.
— А я поддержу Энджи, — тем временем кивает Катон, — лично я уверен, что не существует каких-то дополнительных фактов, что смогли
