Э… раз все в порядке, можно Эвер пойдет со мной? У нас неотложное мероприятие.
Зашла с козырей. Умничка! Софи бросает на меня боязливый взгляд, папа снимает очки и протирает их о рубашку.
— Ты не должна нагружать руку, Эвер.
— Мне нужно всего несколько часов, папа.
Я вынимаю из фельдшерской аптечки еще одну таблетку ибупрофена. По папиным глазам вижу, что он собирается возразить. Но потом все же кивает:
— Джейсон хочет, чтобы я поехал в больницу — сделать рентген и наложить гипс. Затем я вернусь к себе в отель. Что за мероприятие?
— Обычный сбор в конце смены, — невольно преуменьшаю я, еще раз обнимаю папу и ухожу вслед за подругой, которая нетерпеливо манит меня рукой. «Скорее, скорее!» — подпрыгивают ее брови. Но что-то тянет меня, удерживая на этом пятачке тротуара. Я оборачиваюсь. Папа наблюдает за мной с носилок. Я никогда не смогу постичь этого человека в очках, с лицом, усыпанным родинками. Между нами, наверное, всегда будет пролегать гигантская пропасть. Но теперь я знаю, что эта пропасть — наш враг. Папа, скорее всего, так и не поймет, почему я плакала, когда смотрела «Мулань», но, возможно, несправедливо требовать этого от него. И навести мост над пропастью или, по крайней мере, уменьшить разрыв можно только в том случае, если изменюсь я сама. Не затем, чтобы отказаться от своей американской сущности, но чтобы стать ближе к родителям.
Я делаю шаг назад, к папе, теребя свой черный халат. Он видел мои выступления только на унылых концертах балетной студии. По многим причинам я не могла разделить с ним эту часть своей жизни.
— Вообще-то я помогаю организовать сбор средств. — Я указываю на оранжевую крышу Национального театра. — Там проходит шоу талантов. Я поставила хореографический номер. Если ты сможешь уговорить врача, чтобы тебя побыстрее отпустили, я буду рада твоему приходу.
В папиных глазах за толстыми линзами вспыхивают огоньки.
— Ой! — Он выдергивает капельницу из запястья.
— Доктор Ван, пожалуйста, осторожнее! — бросается к нему старший фельдшер.
— Не могли бы вы достать для меня кресло-каталку. — Папа уже поднялся на ноги, держась за дверцу машины скорой помощи. Я и забыла, что он тоже умеет быть упрямым. — Я собираюсь пойти с дочерью.
Глава 36
Красные бархатные занавеси заглушают многоголосый гул за дверью. Я совершенно непрофессионально слегка раздвигаю их и выгладываю наружу. Переднюю половину зала занимают цзяньтаньские ребята и вожатые, а остальные ряды до самого верхнего яруса переполнены посторонними людьми.
— Все билеты распроданы! — шепчу я.
— И чем лучше пройдет наше шоу, тем больше народу примет участие в торгах: люди будут в хорошем настроении, — отзывается Софи, обнимая меня. — Он придет.
С программкой в руке она проскальзывает между занавесями.
Шоу продлится час, считая антракт, а потом — наш финальный номер. У Рика еще есть время. Я запрещаю себе волноваться. Лодыжка ноет (кажется, я все-таки повредила ее). Я растираю щиколотку и принимаю вторую таблетку, надеясь, что она поможет мне продержаться до самого конца, провожу ладонью по косе до банта из красного кружева на конце, поправляю вырез платья. Оно плотно облегает все изгибы и впадинки. Этот наряд ничего не скрывает, и, вместо того чтобы мечтать о ногах Меган или пышных формах Софи, я чувствую себя красавицей. Сегодня вечером я продемонстрирую, на что способна, не только Тайбэю и «Цзяньтаню», не только тетушке Клэр и дяде Теду, но и папе.
— Дацзя хао! — Микрофоны усиливают голос Софи, приветствующей публику. — При-ив-вет, Тайбэй!
Ответный рев сотрясает сцену под ногами.
* * *
Мы с Деброй и Лорой наблюдаем из-за кулис, как Софи объявляет каждый номер: китайские йо-йо, боевые искусства. Стендап-номер Майка вызывает у публики хохот. Один парень бегло исполняет «Этюды-картины» Рахманинова, его пальцы впиваются в фортепианные клавиши с таким упоением и страстью, что я понимаю, почему Рик переключился с музыки на футбол.
В антракте Софи зазывает публику на «тихий» аукцион[112]. Я снова набрасываю черный халат на рубиновое платье и выскальзываю наружу, чтобы посмотреть, как идут дела. У аукционных столов теснятся сотни людей, указывая суммы ставок в бланках. Я улыбаюсь, увидев, какая толпа собралась вокруг мольбертов с работами Ксавье. Сам Ксавье сидит рядом, волнистые черные волосы падают ему на глаза, когда он прижимает к чернильному камню штамп и ставит на каждой картине свою печать. Значит, он продал всё. И вырезал на печати свое имя. Лист «Три старика», этот парус надежды, отправился в большой, неведомый мир. Словно почувствовав мой взгляд, Ксавье поднимает на меня глаза и улыбается в ответ.
* * *
Вторая половина шоу начинается с бомбы: Спенсер пленяет тайваньцев с их трепетным отношением к собственной независимости. Громоподобное «У меня есть мечта» удостаивается такого шквала аплодисментов, что люстры в зале дрожат.
— Голосуете за Сюя — голосуете за себя! — выкрикивает чей-то голос.
Дебра и Лора исполняют дуэт на цитрах. Трио ребят и один из вожатых выступают с импровизационным джазовым номером: клавишные, бас, барабан, вырезанная вручную бамбуковая дудочка. Затем Софи объявляет «Банду пяти» — следующий номер наш. Я заглядываю в гримерки, в коридор за сценой, но Рика нигде нет. Я прислоняю посох бо к стене, и внутри у меня все сжимается. До начала танца пять минут.
Он непременно придет…
— Где Марк? — шепчет Дебра. — Сейчас его выход, но он сегодня мне не попадался.
Я загибаю ногу назад и массирую ноющую лодыжку:
— Я со вчерашнего дня его не видела.
Тут весь театр сотрясает музыка, звучащая обычно на модных показах, — смесь электронных клавишных и синтетического бита, — целиком поглощая наше внимание. Я вытягиваю шею и смотрю на сцену: под софиты выходит высокая девушка в короткой шубке поверх сетчатых чулок. Густые черные волосы обрамляют мужеподобное лицо с пухлыми вишневокрасными губами и жутко накрашенными глазами.
— Ук ты, какая грудастая, — шепчет Дебра.
Девица впрямь грудастая — и гордится этим. Ее красный кружевной лифчик прикрыт только средней пуговицей шубки. Она принимает утрированную модельную позу: рука поднята, запястье согнуто, грудь выпячена. Из зала доносится несколько нерешительных смешков и свист.
— Э… Кто это? — спрашивает Дебра.
— Без понятия, — отвечает Софи, скрещивая руки поверх планшета. — Марку отправлял сообщения Спенсер. Сама я с ним не говорила. — Она стискивает зубы. — Надеюсь, у него найдется хорошее оправдание, а то ему несдобровать.
Я пристально смотрю на девушку:
— На кого-то она смахивает.
Впрочем, я уверена, что никогда ее не видела. Подруга Марка? Я не знакома со всеми пятью сотнями человек из
