Книга Серебряные змеи - Рошани Чокши

Зофья растерянно моргнула, оглядывая незнакомое окружение: полупрозрачный пол, жемчужная вода Байкала, проносящаяся под поверхностью. Холодный, скользкий лед обжег кожу ее ладоней. Когда она подняла глаза, свет отразился от странной выгнутой линзы. Боковым зрением она заметила макушки голов людей, их затылки были прижаты к стене, а глаза смотрели прямо на нее. Зофья резко отвернулась и выставила вперед руки, но они тут же врезались в окружавшие ее стены. Она оказалась в ловушке. Она согнулась пополам, чувствуя, как к ее горлу подступила тошнота.

Только не это.

Моргнув, она увидела пожар в лаборатории… услышала крики других студентов… ощутила то бессилие, с каким ее разум и тело отказали ей, когда она потянулась, чтобы открыть дверь.

Нет. Нет. Нет.

Зофья свернулась калачиком и почувствовала, как острый край конверта Хелы прижался к ее коже, как обжигающее напоминание о людях, которые зависели от нее. Она с трудом выпрямила спину и перебрала в голове все, что произошло за последние часы. Ее воспоминания казались нечеткими. Она вспомнила левиафана и красные свечи, надпись на стене… МЫ ГОТОВЫ К РАЗРУШЕНИЮ. После этого – пустота. Зофья стиснула зубы и положила ладони на ледяной пол, позволяя холодной волне разлиться по ее телу. Она считала каждый вдох и выдох. Один. Два. Три. Она сосредоточилась на полу, считая мраморные следы, оставленные на льду… пятнадцать, девятнадцать, сорок семь.

Только тогда она наконец подняла голову.

Где она оказалась? Комната была длинной, прямоугольной и такой узкой, что в ней нельзя было даже вытянуть руки. Она могла стоять во весь рост и поворачиваться в пространстве, что она и делала, хотя и не могла идти далеко, потому что была не одна. Кто-то прислонил к западной стене изломанное тело ледяного оленя. Она вспомнила, что видела его с Евой всего два дня назад. Ева заметила ее расстройство и попросила мастеров Дома Даждьбог не уничтожать машину. Грудь оленя была разорвана, и его холодное сердце больше не пульсировало, превратившись в обычный осколок льда с торчащей из него проволокой. Наконец Зофья поняла, где находится.

Тюрьма Спящего Чертога.

Если не считать северной стены, вокруг не было ничего, кроме сплошного снежного покрова. Посмотрев на север, она увидела за стеклянной стеной главный атриум. Члены Вавилонского Ордена сидели, прислонившись к стенам, словно куклы. Несколько человек опиралось на стену ее тюремной камеры.

– Выпустите меня! – закричала она.

Но они не двинулись с места, даже когда она забарабанила по стеклу у них за головами. Они не ответили, когда она снова закричала, обращаясь к тем, кто сидел на противоположной стороне зала.

Только молчание. Никто из них даже не моргнул.

Вдруг два человека ворвались в атриум с западной стороны камеры. Это были Энрике и Северин. На полу перед ними вспыхнули десятки световых бликов. Из-за пианино и столов, мимо пустой сцены и рядов людей к ним бросились ледяные звери. Ее взгляд привлекла серебряная вспышка. Слишком поздно она увидела, как ледяной гепард бросился к незащищенному правому боку Северина.

– Северин! – крикнула она. Но он ее не слышал.

Зофья постучала кулаком по стеклу. Но ничего не произошло. В отчаянии она потянулась к горлу, но ее рука коснулась голой кожи.

Ожерелье с Сотворенными подвесками исчезло. Желчь обожгла ей горло. Она похлопала себя по карманам. При себе у нее не было ничего, кроме письма Хелы и…

Зофья замерла, когда ее пальцы нащупали знакомую коробочку. Ее спички. Она вытащила коробок и откинула серебряную крышку: там оставалось три спички. Это все, что у нее было. Она посмотрела на Северина и Энрике, которые со всех ног бежали ко входу в ледяной грот, затянутому сеткой из Сотворенного теплозащитного материала. Дыхание Зофьи участилось. В мастерстве Творения ее талантом всегда была металлургия. Никто не учил ее манипулировать минералами, присутствующими во льду. Вероятность успеха была невелика. Но вероятность умереть была гораздо выше.

Девушка чиркнула одной из спичек о свой зуб и поднесла огонек пламени к ледяной стене. Если бы Зофья могла обнаружить минералы и заставить их воспламениться – она могла бы создать дыру в стене. Она прижала ладонь ко льду, пытаясь услышать пульс своей способности Творения… стук металла, который откликнулся на ее прикосновение. Она напрягла каждую клеточку своего тела, но пламя погасло. Зофья попыталась поймать угасающий огонь, но ее ноги подкосились, и она упала на пол. Ее подбородок ударился о лед, и она почувствовала во рту вкус крови. Зофья с трудом заставила себя встать. Она очень устала.

И у нее осталось всего две спички.

Дрожащими пальцами она вытерла кровь с губ и потянулась за другой спичкой. На мгновение в камере раздалось тихое шипение пламени, но в следующую секунду спичка выскользнула из ее мокрых, окровавленных пальцев. Рыдание комом встало у нее в горле, когда пламя моргнуло и погасло на льду. В сознании Зофьи пронеслись тысячи последствий ее неудач. Она увидела каменное лицо Лайлы, жалость в глазах Энрике, беспокойство Хелы в уголках ее рта. Тысячи выражений, которые она могла легко расшифровать. Эти мысли пробудили в ней какое-то новое чувство. Ее кожа словно горела. Низкое гудение собралось у основания ее черепа. Это не было тревогой. Это не было раздражением.

Это была ярость.

Зофья вспомнила один из последних вечеров на кухне Эдема, когда Тристан еще был жив. Он сделал цепочку из маргариток, позволив им вырасти в причудливые лианы, которые вырвали книгу Энрике прямо из его рук. Лайла отругала его за беспорядок и пригрозила:

– Если вы устроите беспорядок на моей кухне, я натравлю на вас разъяренную Зофью, которая не съела своего ежедневного сахарного печенья.

Зофья нахмурилась, потому что не знала, что она способна на ярость. Ярость принадлежала людям с огненным темпераментом, но чем дольше она сидела на ледяном полу, тем больше ей казалось, что она открыла в себе какую-то новую сторону.

Посмотрев сквозь северное стекло своей камеры, она увидела, как Энрике поскользнулся на льду и ледяная росомаха бросилась в его сторону. У нее в голове промелькнули его последние слова:

Ты гораздо храбрее, чем большинство из тех людей, что здесь собрались, – сказал Энрике. – Никто из них не смог бы соорудить бомбу с закрытыми глазами или зайти в пасть механического чудовища и дать ему кличку "Давид". Верь в себя, Феникс.