– Это уже экспертам решать.
Мы двинулись дальше, все глубже заходя в лес. Я едва не наступила на использованный презерватив, и это напомнило о том, что пустошь служит местом тайных встреч совсем иного рода. Налетевший ветер зашуршал листвой, а где-то наверху, у нас над головами, раздалось карканье вороны.
– Спасибо тебе за то, что не усомнилась во мне, – сказал он.
– Я-то как раз сомневалась, – честно призналась я. – Во всяком случае, не отбрасывала такую возможность. Потому что ты солгал мне.
– Я ни в чем тебе не лгал, – нахмурившись, сказал он.
– Ты сказал, что упал с велосипеда и поранил руку. Дойл тебе не поверил, потому что шины оказались чистыми.
– Я не падал с велосипеда, – сказал он, глядя куда-то вдаль меж деревьев.
– Тогда почему ты солгал мне?
Он взглянул на меня.
– Потому что я не помню, как порезался. Но это звучало бы настолько неубедительно, что мне пришлось изобретать другое, более правдоподобное объяснение. Вот я и решил, что так будет лучше, чем просто признаваться, что я не помню.
– Лгать мне было совсем не обязательно.
– Я знаю и прошу прощения. Скорее всего, я просто убедил себя в том, что это правда. Но порез не имеет никакого отношения к Донне. Уж в этом-то я уверен.
Он стиснул мою руку. День выдался прохладным, но его ладонь была горячей. Он переплел свои пальцы с моими и увлек меня глубже в лес.
– После того как я вчера заходила к тебе, мне позвонил Алекс, – сказала я. Деревья сомкнулись вокруг нас, и в воздухе повеяло прохладой. – Очевидно, Софи рассказала ему о том, что я была в полиции, и поэтому мне пришлось встретиться с ним.
– И что же он тебе сообщил?
Я пожала плечами.
– Всякую ерунду, – ответила я. – Ничего особенного. Я ему не верю.
Мартин покачал головой.
– Я тоже ему не доверяю.
Я развернулась и взглянула ему в лицо.
– Ты не осматривался в доме Коулов?
– А что я должен был искать? Нож для колки льда? – Он попытался пошутить, но в его голосе не было веселья.
– Ты не проверял, действительно ли он ездил на ту конференцию во вторник и среду?
– Да, он был там два дня, а за ужином встречался с клиентами. Правда, кое-кто на конференции по технологиям говорил, что во вторник он вел себя странно. У него даже поинтересовались, все ли в порядке, но Алекс лишь отмахнулся. Сказал, что просто мучается похмельем.
Я не знала, имеют ли эти сведения какое-либо значение, но было видно, что Мартин тоже мысленно перебирает все возможные варианты.
– Так или иначе, но, раз речь зашла о доверии, тебе следует знать, что курьер доставил мне от нашего адвоката соглашение о партнерстве, – с мрачным видом сообщил Мартин. – Разумеется, я знал, что в нем есть пункт об этических принципах, но я не помнил, насколько он жесткий.
– Ты имеешь в виду соглашение между тобой и Алексом?
Мартин кивнул.
– Если один из компаньонов нанесет ущерб репутации фирмы, это может послужить основанием для разрыва соглашения, и тогда тот из партнеров, кто допустил нарушение, должен передать свои акции второму соучредителю.
– Ущерб репутации? Очень расплывчатое понятие.
– Спасибо за урок юридической грамотности.
– И что, по-твоему, это может означать на практике?
– Это означает, что, если меня продолжат обвинять в исчезновении Донны, меня могут изгнать из «Гасслер Партнершип».
– То есть даже если против тебя не выдвинут обвинение, Алекс получит право распоряжаться твоими акциями?
– Он может выкупить их, но всегда ведь найдется законный способ снизить их стоимость, особенно если Алекс посоветует инвесторам забрать свои наличные.
– Он может быть опасен. Ему известны твои секреты.
Мартин нахмурился.
– У нас всех имеются свои темные уголки, и, пожалуй, твои известны Алексу лучше, чем кому-либо другому, – продолжала я, не давая ему открыть рта. – Если у него появится стимул дискредитировать тебя, он преспокойно воспользуется этими сведениями.
– Какие еще темные уголки?
– Например, тип по имени Ричард Чернин, – немного помедлив, сказала я. – Алекс уверен, что ты мстил ему за обман.
Я взглянула на него, надеясь, что он станет все отрицать, но Мартин лишь сунул руки в карманы и уставился куда-то перед собой.
– У нас грязный бизнес, Фран, – сказал он. – Иногда приходится жестко настаивать на своем. Совершал ли я поступки, о которых сожалею? Боюсь, что да. – Голос у него сорвался, и он умолк.
– Например? О чем ты сожалеешь?
Я должна была знать, на что он способен.
Но Мартин покачал головой и отвернулся.
– Я хочу знать, – упорствовала я.
– Что ты хочешь знать, Фран? – резко бросил мне он, и лицо его залил жаркий румянец. – Что я трахал проституток, потому что не хотел обижать клиента? Что я платил за информацию, чтобы закрыть короткие продажи без покрытия, вступал в сговор с другими банкирами, совершал сделки с африканскими диктаторами на их частных реактивных самолетах? Зная, что мне платят кровавыми деньгами. Да, я совершал их. Нет, я не горжусь этим. Но такое случается. Именно корыстолюбие заставляет мир вращаться вокруг собственной оси.
– Значит, теперь о них знаю и я, – заметила я. – О твоих темных уголках.
Я ожидала, что моральный компас запретит мне любить этого грешника, но меня по-прежнему снедало все то же яростное желание, которое я всегда ощущала, когда он был рядом.
– Ну, и что, по-твоему, нам теперь делать? – осведомился он после недолгого молчания. – Если ты сообщишь полиции, что видела меня выходящим из дома Донны в час ночи, они спросят, что ты там делала сама. Я не хочу втягивать тебя во все это, Фран. Не хочу, чтобы с тобой обошлись так же, как и со мной. Как с преступницей.
– Я уверена, что у них уже появились сомнения на мой счет, – заявила я и рассказала ему о фотороботе, о своей встрече с сержантом Коллинзом и той лжи, которую скормила ему. Мартин негромко выругался и взъерошил волосы ладонью.
– Господи, я готов держать пари, что ты уже жалеешь о том, что встретила меня, – пробормотал он.
– Ничего подобного, – ответила я и взяла его за руку. Он умолк и задумался.
– Поскольку мы не можем рассказать полиции о том, что ты видела, придется действовать другим путем, – решительно заявил он. – Мы должны найти Донну, а заодно и убедиться в том, что полиция рассматривает других людей в качестве подозреваемых. Потому что я не имею к этому никакого отношения.
– Я тоже, – прошептала я.
