Силы, влияющие на нашу жизнь, внешние воздействия, которые формируют и создают человека, зачастую подобны дразняще неразличимым, едва понятным шорохам в отдельной комнате.
Глава 1
В четверг вечером содрогался весь Лос-Анджелес: дребезжали стекла в оконных рамах, весело позвякивали, хотя не было ветра, колокольчики во внутренних дворах, в некоторых домах с полок попадали и разбились тарелки.
С началом часа пик основным сообщением программы новостей КФВБ стало известие о землетрясении. По шкале Рихтера колебания составили 4,8 балла. Но уже к концу часа пик КФВБ поместила эту новость после репортажа о серии террористических взрывов в Риме и сообщения о столкновении пяти автомобилей на Санта-Моника Фриуэй. Разрушений в городе не было. К полудню лишь несколько лос-анджелесцев (в основном те, что переехали на запад не раньше прошлого года) сочли вчерашнее событие достойным упоминания за ленчем.
Человек в дымчато-сером фургоне марки «додж» даже не почувствовал, как вздрогнула земля. Он находился на северо-западной окраине города, направляясь на юг по Сан-Диего Фриуэй, когда началось землетрясение. Так как в движущейся машине толчки не ощущаются, он узнал о случившемся в придорожном ресторанчике, куда зашел позавтракать. Он тотчас понял, что землетрясение — это знамение, которое предназначено именно ему. Знак был послан либо уверить его, что миссия будет успешной, либо предупредить о неудаче. Что же в действительности?
Такие мысли занимали его за завтраком. Это был спортивно сложенный — шесть футов четыре дюйма, двести тридцать фунтов (одни мускулы!) — мужчина. Он заказал два яйца, бекон, жаркое, гренки и стакан молока. Процесс еды словно загипнотизировал его: методично двигались челюсти, взгляд сосредоточен на блюде. Мужчина заказал оладьи и еще молока. После оладьев он съел творожный омлет с тремя ломтиками канадского бекона, еще одну порцию гренок и запил все апельсиновым соком.
Когда он заказал третий завтрак, на кухне уже вовсю обсуждали необычного посетителя. Этот столик обслуживала смешливая рыжеволосая официантка Хелен. За это время и другие официантки под разными предлогами проходили мимо, разглядывая сидящего за столиком. Посетитель, казалось, не обращал на них никакого внимания.
Когда, наконец, он попросил у Хелен счет, та сказала:
— Вы, должно быть, лесоруб или кто-нибудь в этом роде.
Он взглянул на нее и изобразил улыбку. Хотя никогда раньше он не бывал в ресторанах и впервые увидел Хелен всего полтора часа назад, он знал, что официантка скажет в следующую минуту.
Та самодовольно захихикала, глядя ему в глаза.
— Ты ел за троих.
— Да.
Хелен стояла, опершись бедром о край стола, подавшись слегка вперед.
— Но все, что ты съел... В тебе ни складки жира.
Все еще улыбаясь, он представил ее в постели. Вот он обнимает ее, пальцы обхватывают шею, сжимаются, сжимаются, пока лицо не начинает наливаться кровью и глаза не лезут из орбит.
Она по-прежнему стояла перед ним, словно пытаясь понять, удовлетворял ли этот человек все свои потребности так же самоотверженно, как он удовлетворял чувство голода.
— Должно быть, физические упражнения?
— Поднимаю тяжести.
— Как Арнольд Шварценеггер?
— Да.
У нее была нежная, тонкая шея. Он мог бы сломать ее, как сухую ветку, и мысль об этом приятно подействовала на него.
— Какие сильные руки, — мягко продолжала Хелен. Рубашка с короткими рукавами не скрывала пары крепких, мускулистых рук. — Железками можно и не так накачаться.
— Что ж, это идея, — сказал он. — Но к тому же у меня хороший обмен веществ.
— Что?
— Калории сгорают из-за нервов.
— Ты? Нервы?
— Да, нервы, как у сиамского кота.
— Мне так не кажется. Вряд ли что-нибудь сможет вывести тебя из равновесия.
Хелен было около тридцати — лет на десять моложе его — и она положительно нравилась ему. За ней можно было поухаживать, но ровно столько, чтобы она потом не винила его, оказавшись с ним в постели. Конечно, в таком случае ее придется убить. Он должен будет перерезать ей горло, но, право же, не хотелось этого делать. Не стоило вообще рисковать.
Он дал ей хорошие чаевые, расплатился и вышел. После прохлады зала, навеваемой кондиционерами, он окунулся в сентябрьскую жару. Направляясь к машине, он чувствовал, что Хелен провожает его взглядом, но не оглянулся.
Затем он остановился на стоянке в тени пальмы у торгового центра, выбрав место подальше от входа. Он пробрался по проходу между сидений в грузовое отделение фургона и, опустив бамбуковую занавеску, отделявшую кабину, растянулся на толстом в дырах матрасе. Всю ночь он ехал не останавливаясь от самой Санта-Хелены. Теперь после плотного завтрака его клонило ко сну.
Спустя четыре часа он проснулся от страшного сна. Обливаясь потом, дрожащей рукой он вцепился в матрас, а другой что-то пытался ударить в воздухе. Крик застрял в горле, губы пересохли, тело бросало то в жар, то в холод.
Он забыл, где находится. Кромешную темноту прорезали три тонкие полоски слабого света, пробивавшегося сквозь щели в бамбуковой шторке. Воздух был теплый и спертый. Он сел, нащупал металлическую стенку, из темноты медленно проступали знакомые очертания. Убедившись, что это фургон, он облегченно вздохнул и откинулся на матрас. Он попытался вспомнить, что же так напугало его во сне, и не мог. Почти каждую ночь его мучили кошмары, он вскакивал с пересохшим горлом и надрывно колотящимся сердцем, но никогда кошмар не оставался в памяти.
Темнота фургона настораживала. Ухо ловило слабые шорохи, а от мягких, приглушенных звуков волосы вставали дыбом, хотя он и понимал, что все это ему только кажется. Он поднял бамбуковую шторку и некоторое время сидел, моргая, пока глаза не привыкли к свету. Из-под матраса он извлек узел, перевязанный темно-коричневой веревкой. Здесь лежала одежда, в которую были спрятаны два больших ножа. Много времени ушло на затачивание узких лезвий. Взяв нож, он пережил странные чувства, словно это был нож колдуна, наделенный магической силой, теперь переходящей к нему.
Полуденная тень пальмы переместилась, и теперь солнечный свет проникал сквозь ветровое стекло и падал на лезвие. Острие ножа холодно поблескивало.
Когда он рассматривал нож, его тонкие губы медленно растягивались в улыбку. Несмотря на кошмар, сон освежил и придал ему сил. Он был абсолютно уверен, что утреннее землетрясение — это добрый знак.
Он найдет эту женщину сегодня же. По крайней мере, в среду. Он представил себе ее нежное теплое тело, безупречно чистую кожу и расплылся в улыбке.
