Прошло несколько часов мучительного ожидания. Наконец раздался гулкий звук сирены, оповещающий о начале посадки. Люди по очереди стали покупать билеты. Ёнок тоже купила билет.
— Мамаша, проходите быстрее!
— Ай-гу! Эй-эй! Слушай, да разве так можно?
Внимание Ёнок привлек знакомый женский голос. Это была жена миллионера Джон Гукджу. Худая, как палка, в окружении толпы провожающих, жена Джон Гукджу давала последние высокомерные указания. Сновавшие туда-сюда служащие компании то и дело отвешивали ей поклоны. Некоторые пассажиры корабля делали все возможное, чтобы хоть как-то обратить ее внимание на себя. Стараясь быть незамеченной, Ёнок низко опустила голову.
Основой процветания семьи Джон Гукджу было унижение и разорение семьи аптекаря, нанесение оскорбления Ёнбин. Ёнок испытывала к этой семье ненависть и отвращение, которые взрастили в ней чувство неполноценности и желание избегать встреч с членами семьи Джон Гукджу.
Раздался громкий гудок, и в порт вошел их корабль. Набережная в один миг ожила. Люди в зале ожидания собрали вещи и вышли. Жена Джон Гукджу вместе со своими провожающими, не предъявляя билетов, вышла на набережную. Остальные пассажиры, ожидающие проверки билетов, наблюдали их выход без очереди как само собой разумеющееся явление. Какая-то старушка, обвешанная ковшами из выдолбленной высушенной тыквы, поспешила было за ними, но контролеры грубо оттолкнули ее.
Измученная Ёнок, еле держась на ногах, посадила себе на спину ребенка и встала в очередь. С левой стороны от дверей, где проверяли билеты, толпой стали выходить прибывшие из Пусана. Один за другим выходили в зал ожидания нагруженные авоськами пассажиры. Их шествие напоминало выставку людского разнообразия. Как только все вышли, началась посадка. Покачивая хныкавшего за спиной ребенка, Ёнок прошла контроль и вступила на узкий трап. Под трапом хлюпала черная от масла морская вода. Ёнок поднялась на палубу огромного корабля и вошла в пассажирский зал. На мостике стояла жена Джон Гукджу и беззаботно болтала с сопровождающими.
Ни разу в жизни Ёнок не выезжала из Тонёна, и сегодня она впервые села на корабль. Он еще не успел отчалить, как запах топлива стал вызывать у нее тошноту. Состояние ее ухудшалось еще и тем, что она ничего не ела со вчерашнего дня. Она поскорее нашла себе место и легла. Рядом уже лежали несколько пассажиров, ехавшие из Ёсу. Подняли якорь, корабль задрожал, испуганные торговцы хогоп-чигоп в спешке стали покидать палубу, и корабль с большим шумом отошел от трапа.
— Что это так много народу сегодня? — прицокивая языком, заворчала жена Джон Гукджу, как только вошла в зал.
— Вот так встреча, не в Пусан ли вы?
— Ой! Да не ты ли это, мать Окджи?
Вся эта болтовня была хорошо слышна Ёнок, которая лежала на соседней скамье. Ханщильдэк и Ёнок хорошо знали мать Окджи, младшую сестру второй жены Ган Тэкджина, который женился сразу после смерти Ёнсун, двоюродной сестры аптекаря Кима. Их семьи жили врозь, не радуя друг друга визитами, но при случайных встречах все-таки здоровались, поэтому и Ёнок не отворачивалась при встрече.
— Я уж думала, что придется скучать без попутчика. Хорошо, что тебя встретила.
— Я тоже. Присаживайся рядышком, — мать Окджи подвинулась, уступая место жене Джон Гукджу, — а по какому делу вы едете в Пусан?
— Я‑то? А я не в Пусан, я в Сеул еду, к сыну.
— Ах, вот оно что! Заодно и по Сеулу погуляете, — мечтательно сказала мать Окджи.
— Вот еще. Я что — в первый раз, что ли? В Сеуле я уже все наизусть знаю, — высокомерно ответила миллионерша.
— Слышала, что ваш сын удачно женился.
— Еще бы! Наша сноха — просто совершенство. Из богатой семьи, красивая, образованная. Во всей Корее такую днем с огнем не сыщешь! — перед людьми жена Джон Гукджу не жалела похвалы в адрес своей снохи, хотя в душе во многом была недовольна ею.
— Хорош жених, хороша и невеста, — поддакнула мать Окджи.
— Хотя я и не привыкла хвалить моего сына, но он действительно хорош. Лицо гладко, как опал, таких у нас в роду никогда не бывало. Родители невесты решили переехать в Сеул. Хо-хо-хо…
— Да что вы говорите, в роду не бывало. На отца и мать посмотришь — как две капли воды.
— Вот-вот, а я о чем вам говорю? Мой сын гораздо лучше нас! — Жена Джон Гукджу совершенно не обращала внимания на сидящих рядом людей.
— У кого-то нет ни одного сына, а вам просто повезло. Повезло вам, ой, как повезло. Хорошо, что вы не женили его на дочери аптекаря Кима, что бы с ним тогда могло быть?
Ёнок перевернулась на другой бок.
— Ой, и не говори. Наш сын Хонсоп родился под счастливой звездой. Именно после его рождения дела наши пошли в гору. Я и сама теперь вижу, что хорошо, что он не женился на дочери разорившегося аптекаря. Мы уже собирались ему сказать, чтобы он не женился на Ёнбин, как вдруг он сам объявил, что нашел девицу в Сеуле. Благодаря нашему сыну мы ни о чем сейчас не жалеем.
Так они коротали свое время за болтовней. Жена Джон Гукджу подозвала мальчика-слугу и заказала обед. После обеда их разговор возобновился.
— К слову говоря, банкротство — страшная вещь. Но кто, скажите мне, мог хотя бы представить, что аптекарь прогорит до последней нитки?
— С давних пор земля, на которой стоит их дом, имеет дурную славу. В детстве мы так боялись этого дома, что обходили его стороной. Вспомните только мать аптекаря: покончила с собой, выпив мышьяк. Его отец пропал на чужбине. Более того, он еще и зарезал чужестранца, пришедшего к ним в дом. В доме Кима кишмя кишат злые духи. Когда только мой муж начал заговаривать, чтобы женить нашего сына на дочери аптекаря, я заболела. И это все сущая правда.
— Да, на самом деле вы правильно поступили, что не женили сына.
— Это еще мало сказано! Представьте себе, если б мы женили его, что бы тогда стало с нашими детьми и потомками?
— Верно сказано, что потомки того, кто отравился мышьяком, никогда не будут счастливы. Посмотрите на дочерей аптекаря. Старшая живет вдовой, вторая все еще не замужем, третья сошла с ума после смерти матери, а четвертая? Сколько страданий она приняла, выйдя замуж за бедного парня?
— Да уж. Аптекарь Ким слишком высокомерный, но жизнь полна неожиданностей, всегда есть и темные, и светлые стороны, — говорила жена Джон Гукджу, облизывая пальцы после обеда.
Окджа с момента их встречи не сводила глаз с кольца на руке миллионерши и тут, не стерпев, спросила:
— А это настоящий бриллиант?
— А ты что думала? Настоящий.
— Какой большой! Вам надо быть поосторожнее. В Сеуле, говорят, столько охотников на это дело.
— Не отрежут же они мне палец вместе с кольцом?
Ёнок наскучило слушать эту болтовню. Проведя бессонную ночь и оставшись без завтрака, она совершенно обессилела. Ребенок запросил грудь. Она дала ему грудь и впала в забытье, так как ее сильно подташнивало от морской качки.
