Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 92
— Еврейчику порцию колбасы с ситным.
Левитан — нищий и голодный мальчик, внук раввина из местечка Кибарты Ковенской губернии — сидел, сгорбившись, за столом в московском трактире и вспоминал картины Коро. Замызганные люди шумели вокруг, ныли слезные песни, дымили едкой махоркой и со свистом тянули желтый кипяток с обсосанных блюдец. Мокрый снег налипал на черные стекла, и нехотя перезванивали колокола.
Левитан сидел долго — спешить ему было некуда. Ночевал он в холодных классах училища на Мясницкой, прятался там от сторожа, прозванного «Нечистая сила». Единственный родной человек — сестра, жившая по чужим людям, изредка кормила его и штопала старый пиджак. Зачем отец приехал из местечка в Москву, почему в Москве и он и мать так скоро умерли, оставив Левитана с сестрой на улице, — мальчик не понимал. Жить в Москве было трудно, одиноко, особенно ему, еврею.
— Еврейчику еще порцию ситного, — сказал хозяину половой с болтающимися, как у петрушки, ногами, — видать, ихний бог его плохо кормит.
Левитан низко наклонил голову. Ему хотелось плакать и спать».
И Левитан, конечно, был не одинок. Владимир Алексеевич это прекрасно понимал и время от времени «жертвовал» подобным оборванцам, покупая их пока что дилетантские полотна. Но широта души «короля репортеров» проявлялась в большей степени даже не в этом, а в том, что он вывешивал покупки у себя в квартире, а не сваливал в чулан как хлам.
Такое великодушие, как говорится, дорогого стоит.
Интерес же нашего героя к «кузнице художников» был безграничен. Аполлинарий Васнецов писал в своих воспоминаниях: «Однажды в училище произошло недоразумение между учениками и одним из преподавателей… Училищный совет, улаживая конфликт, засиделся до полуночи. Выходим на Мясницкую, а там прохаживается Владимир Алексеевич и прямо к нам.
— Ну что, как, к чему пришли? — засыпал он нас вопросами… Владимир Алексеевич поджидал нас, живо интересуясь положением единственного в Москве художественного училища».
* * *
В начале лета 1914 года наш герой вновь захворал. На этот раз забарахлила печень. «Проклятая, никак не желает угомониться».
Владимир Алексеевич обосновался в своей любимой летней резиденции — «Гиляевке». Уверял близких, что проведет здесь все лето. Однако же жена ему не верила. Говаривала:
— Погодите вы, сбежит. Думаете, печень удержит? Ничуть.
И Гиляровский конечно же сбежал. На сей раз в Сочи — чтобы повидать своих знакомых. Но легко можно догадаться, что основной причиной был интерес к этому необычному и бурно развивающемуся курорту.
Сочи был молод. Только в марте 1866 года было принято особенное «Положение о заселении Черноморского округа и управления оным». В Сочи потянулись первые переселенцы — в основном военнослужащие, а если и партикулярные деятели, то с репутацией чем-то подмоченной.
Власть же всячески старалась поощрять подобные переселения. В этом смысле показательна история, случившаяся с господином Худековым, издателем «Петербургской газеты». Как-то Александр III, заглянув к медиа-деятелю в гости, за чаем предложил ему купить в новых местах участочек земли.
Разумеется, издатель всячески отнекивался. Царь же гнул свое, пытался пристыдить своего собеседника:
— Может, вы поиздержались, может, денег мало?
Дело решила худековская супруга. Романтически настроенная женщина вдруг ляпнула:
— А помнишь, — еще когда ты за мной ухаживал, то обещал построить в самом красивом месте самую красивую на свете дачу и назвать ее Надеждой — в честь меня. А до сих пор ведь не построил.
Так в сочи появилась одна из первых вилл — «Надежда» (ныне — парк «Дендрарий»).
Причина же такого массового нежелания перемещаться в теплые края была вполне понятна. Мало того, что пошаливали дикие шапсуги, так было еще и множество сугубо бытовых проблем. Основные — две. Во-первых, новые для организма россиянина болезни (в первую очередь, конечно, малярия), а во-вторых, постоянные неурожаи. Хотя климат здесь вполне благоприятный, но уж очень непривычный. Картошку, например, тут приходилось высаживать гораздо раньше, чем в средней полосе. Кому могло прийти такое в голову? Картошка в результате гибла.
О Сочи один из историков, С. Доратовский, писал: «Со стороны города все же мало делается для приезжих больных и здоровых людей. А ими только город и живет.
Улицы грязны в дожди и пыльны в засуху; канавы грязны, засорены; тротуаров нет — ходят около канав по тропинкам и после каждого дождя везде стоят лужи целыми часами; заборы в колючках.
Та красота, которой любуются с борта парохода или из автомобиля, проезжая по шоссе, утрачивается при остановке на более продолжительное время, и резко выделяется даже мелочное внешнее неблагоустройство.
Отсутствие водопровода, канализации и т.п. крупных и дорогих сооружений не так резко ощущается на первый раз, как сумма мелких, надоедливых недочетов благоустройства городской жизни».
Курортник понимал это, как только пароход подходил к берегу. А дело было в том, что пристани никакой и не было. Судно бросало якорь в сотнях метров от суши. К нему сразу же подплывало множество фелюг с гребцами-турками. Пассажиры вместе с багажом перемещались в эти самые фелюги. Жуткая давка, путаница с чемоданами, кто-нибудь обязательно упадет за борт. Но у гребцов одна задача — по-быстрее посадить и высадить курортников и получить от них «на чай». Нерешительных особ, в первую очередь, конечно, дамочек, гребцы просто хватали за подмышки и перемещали с одного плавсредства на другое.
Приблизительно таким же образом происходила выгрузка на берег, где прибывших отдыхающих ждали новые сложности. Книгоиздатель М. Сабашников писал: «Нас доставили на берег в шлюпках. Высадившихся пассажиров окружили стоявшие на берегу лодочники турки, предлагая отнести багаж их в духан, находившийся тут же поблизости. Но из духана этого неслись пьяные песни и матросская ругань; нам не захотелось искать в нем прибежища. Спрошенный нами полицейский урядник объяснил, что это единственная гостиница в городе, но что нам лучше остановиться у обывателей».
Не удивительно, что старый добрый и понятный Крым предпочитали непостижимому Кавказу.
Однако Сочи все же заселялся. Подкупали относительная дешевизна и особый колорит колониальной жизни. Тем более что в 1909 году здесь появился потрясающий курортный комплекс под названием «Кавказская Ривьера». Сочинский путеводитель сообщал: «Курорт „Кавказская Ривьера“. Два четырехэтажные здания красивой архитектуры. Цены номерам — в 1 р., 1 р. 25 к., 1 р. 50 к., 2 р., 2 р. 50 к., 3 р. и 6 р. Помесячно — скидка. При номере полагается постельное белье и пользование электрическим освещением. Живущие в номерах имеют право пользоваться в читальне газетами и журналами. Газеты и журналы имеются на пяти языках. Отдельное здание ресторана и кафе. В ресторане можно иметь полный пансион за 45 р. в месяц, 60 р. и 75 р. Можно иметь отдельные завтраки из 3-х блюд — 75 коп. и обеды из 4-х блюд — по 1 р. При гостинице имеется отдельное театральное здание. К пароходам „Ривьера“ высылает собственную фелюгу и комиссионера, которому можно поручить свой багаж и без всяких забот и хлопот с парохода водвориться в номер».
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 92
