«Та, что звалась в этой жизни Таллури нид-Энгиус, слышит меня?»
«Да, я слышу».
«Ты возвращаешься на время, предназначенное для ритуала. Вернись сейчас. Сейчас».
В этом «вернись сейчас» были неодолимая сила и власть, повлекшие за собой странное: темнота, внутри которой трепетало сознание Таллури, напряглась, дрогнула, расступилась густыми комками и — рассеялась. Нет, Таллури не стала ясно видеть, но Тьма превратилась в Туман, немного похожий на обычный, предрассветный, с надеждой на скорый восход Солнца. И в нем угадывались тени: Таллури окружали люди. Она изо всех сил напрягла зрение, чтобы найти Ториса, и застонала: невыносимая боль немедленно завладела телом.
«Я рядом, — тут же отозвался господин Нэчи. — Только не пробуй разглядеть и расслышать больше, чем получается само собой, иначе будет очень больно: тело напомнит о себе!»
«Слушай, уходящая, — вступил шелестящий голос Древнего Ящера. — Ты заканчиваешь этот земной путь молодой. А значит, немного сделано ошибок. Но имеешь обязательства: перед теми, кто любит тебя, и перед теми, кого любишь ты. Со многими ты встретишься в предстоящих воплощениях — и с теми, кто поможет, и с теми, кто встанет на твоем пути. Мы не предупреждаем, не предостерегаем и не со— ветуем: твоя воля и свобода — высший закон, заложенный Единым. Ты пройдешь свой путь, чтобы получить опыт, — и после торжественной паузы произнес: — Говори с провожающими тебя».
Белая тень, запах леса, бесстрастные ноты голоса:
«Таллури».
«Энгиус?! Ты пришел!»
«Ты имела право на нашу последнюю встречу. И хотя я уже отшельник, но не прийти не мог, это был мой долг».
«Только долг?» — даже в этот момент ее огорчила его сдержанность.
«Не только, — голос приемного отца потеплел, и она вдруг угадала, что он прячет за бесцветными словами сердечное чувство. — Ты глубоко вошла в мое сердце, дитя мое, стала его частью. Поэтому мы еще будем вместе. Похоже, мне опять придется о тебе заботиться».
«Понимаю — в следующей жизни?»
«Да. Запомни это, тогда мне не придется тратить время на то, чтобы добиться твоего послушания!»
«Тыулыбаешься, Энгиус?»
«Да, дитя мое. Жизнь впереди. Я — жрец Ухода и знаю это как никто. Меня не огорчает смерть, огорчают лишь невыполненные обязательства. Запомни».
Они попрощались:
«Покой и свет — уходящей».
«Э — э… спасибо. А как мне следует ответить?»
«Тебе следует сказать: "Пребывайте в мире и благополучии". Хотя какой теперь мир и благополучие в Атлантиде? Устоит ли она? Грядут плохие времена, предстоят невеселые перемены».
«Все-таки: оставайтесь в благополучии, — она посомневалась немного, но закончила: — Ив мире!»
«Второй провожающий», — привлек внимание Таллури голос-шелест.
Синяя тень, запах соленых брызг, ровное дыхание жизнерадостного, уверенного в себе человека.
«Господин Куэн-Ворк?»
«Да, Таллури. Я хочу сказать тебе всего несколько слов…»
Он заговорил — о том, как благодарен ей за ее открытость Знанию, за ее работу и общение с дельфинами, за ее искренние чувства к этим жителям Океана, за любовь к самому Океану. Он настаивал, что это необыкновенно важно и она должна помнить об этом всегда. «Всегда!» — воскликнул он в воодушевлении. Затем продолжил — о том, как горячо желает и будет ждать (он подчеркнул это, ей показалось, лукаво) ее участия в последующих его, Куэн-Ворка, работе и исследованиях.
«Последующих? Когда же? Пользы от меня теперь, пожалуй, не очень-то много…» — удивилась Таллури, не сразу разобрав, о чем он толкует.
Господин Куэн-Ворк принялся было за пространные объяснения, но голос-шепот сверху остановил его, напомнив:
«Всего несколько слов было дозволено тому, кого зовут Куэн-Ворк. Остальное время принадлежит отдавшему свое право на ритуал».
Господин Куэн-Ворк, улыбнувшись и помахав ей рукой (она скорее угадала это, чем увидела), отступил, его тень побледнела, рассеялась, растворилась.
И еще одна человеческая фигура вдруг появилась рядом, гораздо более четкая в слоях таинственного Тумана. Появилась будто с другой стороны, не как остальные, и Таллури тут же разглядела его, узнала:
«Нэфетис!»
«Я».
«Ты жив?»
«Нет. Но мы с тобой были вместе в последнее мгновение, поэтому мне разрешено просить тебя передать несколько слов Рамичи».
Таллури вздохнула с печалью — разбился! Овдовела Рамичи, осиротели их дети.
«Какова моя роль?» Низкий и медленный голос прошелестел:
«Та, что звалась в этой жизни Таллури нид-Энгиус, говори. Тебя услышат по обе стороны Порога, в обеих реальностях».
Таллури сосредоточилась и позвала:
«Рамичи!»
«Таллури, миленькая, я слышу тебя!»
«Рамичи, Нэфетис здесь, вы можете поговорить».
«Я… мне… ох, скажи ему — я всегда буду его любить! А дети — пусть не беспокоится, я выращу их и воспитаю достойно!»
Таллури было немного странно, что Нэфетис стоит рядом и не слышит. Но она тщательно, слово в слово передала ему сказанное Рамичи.
Нэфетис и Рамичи поговорили о том, что было значимо для них обоих, и он тоже ушел, исчез, словно поглощенный Туманом.
«Он ушел?» — всхлипнула Рамичи.
«Да, дружочек».
«Совсем? Даже ты его не слышишь?»
«Нет».
«Вот и ты уходишь, — она снова всхлипнула. — Покой и свет уходящей! Я буду помнить тебя!»
«Пребывайте в мире… Слушай, я не хочу так официально. Я тоже буду помнить тебя! Мне отчего-то кажется, что мы с тобой еще встретимся!»
«Непременно встретимся! И ты опять станешь упрямо затевать что — нибудь интересное или рискованное!»
«Там будет видно. Быть может, от инкарнации к инкарнации я буду становиться всё благоразумнее. Но посмотри-ка там, у меня в руке, — Таллури вдруг смутилась, не имея представления, что с ее телом и как оно, собственно, выглядит, и на всякий случай уточнила: — Если мои руки, ну… на месте, то там должен быть зажат для тебя браслет и еще что-то. Я не должна была выронить, я помню, что крепко сжимала в кулаке, до конца!» Таллури ничего не почувствовала, лишь ощутила легчайшее, едва различимое колебание Тумана — это Рамичи подошла близко и через мгновение воскликнула:
«О! Милый мой Нэфетис! Он до последнего думал о нас», — она разрыдалась.
Туман затрепетал: ее успокоили, потом увели.
И вновь сверху вниз шелестом опустился голос Древнего Ящера:
«Кого еще хотела бы услышать та, что звалась Таллури нид-Энгиус?»
Может быть, Климия? Или не стоит его тревожить? Сам же он не пришел, а значит… Впрочем, она не в обиде. Всё же — Климия.
