Ерунда.
На Винсента это подействовало даже сильнее чем на других.
— Это я виноват, — сказал он. — Я вечно запираюсь на чердаке, в своем собственном мире, пребывая в блаженном неведении относительно того, что происходит рядом со мной. Я был плохим отцом для тебя Алекс, и плохим другом для Виски и Элизабет. Эта трагедия — моя вина.
— Ерунда, Винсент, все это не так.
— Нет, Алекс. Я прав. У меня никогда не хватало времени на всех вас. Я с головой ушел в живопись и отстранился от всего остального, в отличие от твоего отца, который проводил с тобой столько времени, сколько мог. Но даю тебе честное слово, я не думая, что дело зашло так далеко. Виски на моем месте заметил бы, что что-то не так, значительно раньше и смог бы принять меры.
— Винсент, но ведь Виски был смертельно болен. Поэтому он так крепко держался за то, что было ему дорого. Неизвестно, каким бы он был отцом, если б не заболел.
— Он был бы лучшим отцом на свете. Гораздо лучше, чем я.
— Это совершенно не известно. Вас бессмысленно сравнивать.
— Он помог бы тебе, он бы почувствовал, что тебе нужна помощь.
— Никто не может заглянуть в душу другому, пусть даже он хорошо знает этого человека, как ему кажется. Всегда остается какой-то секрет.
— У вас с Виски не было бы секретов друг от друга. Вы делились бы всем без остатка.
— Нет, этого никогда не бывает. У всех свои секреты. Нет идеальных людей. О господи, почему все считают, что должны винить себя за то, что я сделал? Ведь это я сам сделал. Не ты вскрыл мне вены бритвой. Это не было решено на семейном совете. Это не обсуждалось. Я сделал это по своей воле.
— Прости меня, Алекс.
— За что?! Ну скажи, пожалуйста, почему вам всем обязательно надо участвовать в моем неудавшемся самоубийстве? Это меня надо винить. Я поступил глупо. Не ты, не Хелена, не Ребекка, не Сьюзен. Я один виноват.
— Но я хочу тебе помочь. Понять, что надо сделать.
— Ты ничего не можешь с этим поделать. Вы говорите все это для того, чтобы почувствовать, что вы участвуете в моем исцелении. Как вы не понимаете, что это не может мне помочь? Вы не сделали ничего плохого. Ни у кого из вас нет оснований считать себя виноватыми.
— Алекс, на нас возложена ответственность за тебя. Как бы ты на это ни смотрел, пока ты живешь с нами, мы за тебя отвечаем. Следить за тем, чтобы ты ни от чего не пострадал, — наш долг.
— Чушь, Винсент.
— Что?
— Все это — чушь. Это, конечно, в какой-то степени верно, но ведь ты не можешь следить за тем, что творится в моей голове. Что ты можешь сделать? Запереть меня в комнате, обитой матрасами? Это абсурд, Винсент. Я совершил ошибку, вот и все. Я был пьян, подавлен, и мне казалось, я знаю, что мне надо. Я ошибался. Теперь я это понимаю. Вот видишь, я уже рассуждаю как нормальный человек.
— Алекс, не надо быть таким.
— Ну тебя, Винсент.
— Мы боимся за тебя, потому что ты один из нас.
— Я знаю это. Успокойся.
— Мы желаем тебе только хорошего.
— Я знаю. Я тоже желаю вам только хорошего.
— Алекс, мы всегда готовы помочь тебе всем, чем можем. Мы сделаем для тебя все, что в наших силах.
— Знаю.
— Обещай, что ты никогда больше не повторишь этого.
— Я постараюсь.
— Ты обещаешь?
— Я постараюсь. Вот увидишь.
— Ты всегда так говоришь.
— Не спрашивай о том, что тебя не касается, не услышишь того, что тебе не понравится.
— Я постараюсь быть тебе хорошим отцом, Алекс. Я буду уделять тебе больше времени.
Бобби остался верен себе.
— Итак, ты все еще числишься среди живых?
— Да, вроде оклемался.
— Я не мог допустить, чтобы ты ускользнул от меня и испортил мне все удовольствие.
— Хочешь отправить меня на тот свет своими руками?
— Ты догадливый.
— Знаешь, как я догадался, что ты скажешь?
— Родственные души?
— Просто я вижу тебя насквозь, Бобби. Я знаю, какую игру ты ведешь. Ты ничем не можешь меня удивить.
— И что же ты видишь сквозь меня?
— Я знаю, что ты сделал.
— А что я сделал?
— Ты убил Гудли и Альфреда.
— Ну, открыл Америку! Да я же сам рассказал тебе об этом сто лет назад. Ты что, не поверил мне?
— Да нет, поверил, но потом я стал думать, что, может быть, ты тут ни при чем и это моя вина.
— Что ты всем приносишь несчастье и так далее?
— Откуда ты знаешь? Откуда ты знаешь, что я думал? Бобби, ты должен сказать мне, откуда ты знаешь это?
— Готов поспорить, что эти мысли появились у тебя после того, как ты вышел из комы. Я знаю, ты винишь себя в том, что погибли твои родители. Я знаю, что тебе снятся из-за этого кошмары. Это, наверное, и вправду было страшно, да к тому же ты был тогда совсем маленьким. Впечатлительный ранний возраст. Детская психика. То, что случается в этом возрасте, может повлиять на всю дальнейшую жизнь, может изменить человека. Ты болтаешь во сне, Алекс. Ты говоришь то, что наяву не стал бы говорить никому. Выдаешь свои самые сокровенные, самые потаенные секреты. Представляешь, что может узнать о тебе человек, если подслушает, как ты болтаешь во сне? Ну вот, я раскрыл свои карты.
— Ты подслушивал?
— Почему бы нет! Ты не давал мне спать, кричал о том, как ты хочешь, чтобы твои мамочка и папочка вернулись. О том, что это ты виноват в их смерти. Я был сыт твоими причитаниями по горло и начал задавать тебе вопросы, а ты отвечал на них. Но это мне надоело, и тогда я стал влиять на твои сны, программировать их. Я вставал у твоей кровати и спрашивал: неужели ты веришь, что это жуткое морское чудовище с клыками оставит твоих родителей в покое? Как они могут попасть в рай, если находятся у него в плену, на дне океана? Вот это действительно было наслаждение: смотреть, как ты хмуришься, скрипишь зубами и сжимаешь кулаки. Каждую ночь я придумывал что-нибудь новенькое и шептал тебе на ухо, когда ты начинал говорить во сне. Пару раз я даже доводил тебя до слез.
— Неужели ты делал это?
— А то? Я же ублюдок Бобби — ты ведь так меня зовешь, если не ошибаюсь?
— Да.
Похоже, мне ничего не удастся от него скрыть.
— А когда ты впал в кому, тут уж я не мог упустить свой шанс. Я навещал тебя каждый день. Каждый божий день, Алекс. Винсент и Хелена думали, что с моей стороны ужасно благородно просиживать столько времени у твоей койки. А я все время нашептывал тебе истории о том, что делает чудовище с твоими родителями, и убеждал, что это ты виноват во всем. Даже внушил тебе, что смерть Гудли и Альфреда — твоя вина, что над тобой висит проклятие, что ты приносишь несчастье.
