Я не мог… Я хотел вернуть тебе…
— Она не пострадала, — Рой опустил голову еще ниже.
Более страшных слов он еще никогда не произносил. Это хуже приговора о смерти, хуже самой смерти. Это приговор всей жизни.
— Но как же… я видел…
— Не пострадала ни одна камера…
А вот это приговор о пожизненном наказании.
— Это твои деньги. Я не могу изменить прошлого, но, может быть, я хоть немного изменю будущее.
Энди нелепо сжал в ладони карточку. Кусок пластика, но в нем крах его жизни, все его муки, вся его надежда. Просто кусок пластика с какой-то веселой картинкой, под которой…
Маккена топтался на месте. Он не мог больше оставаться. Не мог сесть и уехать.
— Останься, Энди, — взмолился Рой, судорожно сжимая плечи парня.
— Не могу. Прости. Еще больше не могу, чем вчера.
Рой оторвался от губ мальчишки, облизнулся, словно не хотел потерять даже микронную долю поцелуя, взглянул на Энди, а после отвернулся и быстро сел в машину. Взревел мотор. Машина бешено вырулила на шоссе и, сжигая резину, рванула с места.
Вот и все. Жернова. Древние каменные круги, что только что растерли жизнь в прах. Осталось только ветру подхватить муку и рассеять под ноги веселому миру. Энди почувствовал холод. Он нападал порывами, сковывая сначала кожу, потом мышцы, кости, лимфу, кровь. Они отмирали по очереди, и только сердце бешено старалось выжить. Оно, как подстреленная птица, неистово работало клапанами-лапками, стараясь не дать замерзнуть той полынье, в которой еще могло двигаться.
Утро. Так показывают часы, но на самом деле — ночь. Глубокая, безлюдная и темная. Машина бесшумно подъехала к студии. Рой выключил двигатель и посмотрел на дом. Ему нужно время. Нужно собраться с мыслями
— Я поеду с тобой, — порывисто сказал Стив и начал собираться.
— Не надо.
— Рой, я не хочу, чтобы ты был один.
— Я и так один.
— Ты не спал уже двое суток. Как ты хочешь, чтобы я тебя отпустил?
— Поверь, это далеко не самое худшее, что со мной случалось. Спасибо, Стив, но пойми, мне надо побыть одному. Я перезвоню, когда доберусь. Попозже.
— Но…
— Прошу тебя, останься дома. Я должен сделать это один.
— Рой…
— И я тебя тоже.
Дом одиноко мрачнел в чуть подбеленном утре. Темные провалы окон — как запечатанные тоннели. С той, другой их стороны пустота и скорбь. Рой не спешил выходить из машины. Он вообще уже никуда не спешил. Теперь можно плестись вдоль жизни так долго, как только позволят силы. Он уже взял из прошлого ЭТО. А еще все остальное. Он не откажется ни от чего. Каким бы оно ни было. Все, кроме этих окон.
В гостиной тоже темно и тихо. Очень темно и очень тихо. Невыносимо темно и невыносимо тихо. Эта тишина оглушает, а темнота ослепляет. Проклятое сердце не бьется. Оно слепо и глухо, а поводыря нет, и оно потеряно. Пытается на ощупь понять, куда идти, но пока не поймет. Потому и мнется на месте.
— Энди, — тихо позвал Рой.
Это последние капли надежды, но в ответ темнота и тишина.
— Энди.
Нет, он уже не звал, он просто произнес его имя, потому что это последнее, что осталось еще от парня в этом доме, и Рой просто захотел услышать, как оно звучит. Включенный свет проявил одиночество его жизни. Чисто. До скрипа, словно это не его жизнь, а всего лишь макет под стеклом. На столе ключи и карточка. Он не взял. Вот она перерезанная вена, из которой сочится кровь. Он не взял. Просто отделил от себя то, что было, перешагнул и ушел. Рой снял куртку, достал из холодильника виски и плеснул в стакан. Это должно немного помочь. Сам себе компания. А свет мешает. В нем как-то очень ясно видится одиночество, а вот подсветка под полками… Так лучше. Не так заметно собственное уродство, а виски кажется теплее. И время не так боится. Поползет незаметно по углам. Рой достал из кармана брелок. На одной стороне «Р», на другой «М». Все верно. Все так, как и должно быть. Когда-то он разорвал нить Энди, потому что хотел убить, и Энди разорвал его нить. Потому что хотел спасти.
Рой почувствовал усталость. Пойти, лечь. Забыться хоть на время. Чтобы отвалилась память. И он побрел наверх. Маккена поднимался по ступеням, словно спускался в глубокий колодец. Наверху в студии кромешная темнота. Шторы задернуты, и это почти счастье. В ней можно потеряться, в этой темноте, забрести куда-нибудь и сгинуть. Рой подошел к окну. Узкая полоска грязно-серого света сквозь стекло — как приоткрытая дверь. Сейчас утро выбелит панталоны, скрыв свою нерадивость, а день опустит сверху разноцветные юбки, и все пойдет своим чередом там, за этой полоской приоткрытого мира.
— Где ты, Энди? — почти неслышно прошептали губы. — Я люблю тебя.
— Я помню. Ты как-то уже говорил, — тронуло плечо легкое теплое дыхание.
Рой обернулся. Все. Можно умирать, потому что счастливее он уже, наверное, не сможет быть.
— Не оставляй меня никогда.
— А ты не отпускай меня никогда.
(1) Ренди Харрисон о своем персонаже Джастине Тейлоре «Queer as folk».
(2) Я чертовски привлекателен. (англ.).
(3) Я тебя поимею (англ.).
Часть 16. Yes.
3.16. YES! (Да)
Рой видел, что Энди расстроен, расстроен настолько, что уже не может этого скрыть.
- Что опять? – Маккена хотел обнять парня, но тот одернул плечо.
- Не могу.
- Энди…
- Оставь, Рой. Не говори ничего. Забудь.
Вот дерьмо! Дерьмо! Дерьмо! И еще раз, дерьмо! Маккена сходил с ума от бессилия. С парнем творилась беда. Он словно потерялся в этом мире, и единственная дверь, через которую можно вернуться – это шест, но он не мог себя заставить. Он не мог к нему подойти, не мог прикоснуться, не мог выползти из тяжелых переживаний.
- Давай я сниму его, - по сотому кругу предлагал Маккена. – Не хочу, чтобы ты его видел. Это почти бермудский треугольник, в котором тонет твоя жизнь.
- Нет, - отвечал Энди и больше ни о чем не хотел говорить.
Рой уже люто ненавидел эту палку, торчащую на подиуме в студии, но Энди упорно не позволял от нее избавиться. Ольга тоже переживала, замечая, как парень часами стоит около шеста, ничего не делает и ничего не говорит. Стив в свою очередь пытался обсудить это с Энди, но тот только отвечал: «Я смогу. Я должен», но он не мог. Он не мог, а вместе с ним не могли и все остальные. Не могли смотреть, не могли понять, не могли помочь. Стив высказывал предположения, но Рой упорно не хотел его слушать. Временами в порыве накатившей ярости, он пинал пилон ногой, вымещая всю свою злость, но шест продолжал торчать на том же месте, и ничего не менялось. Счастье, видимо, весьма дозированная вещь, которая поступает порциями в серьезных обертках, чтобы, только сняв их, можно было постичь его смысл. Наконец Рой не выдержал и отправился к психоаналитику. Психоаналитик выслушал внимательно, задал сотню вопросов и сделал малоутешительный вывод. Именно шест, по всей вероятности, являлся причиной какого-то очень сильного потрясения человека, и именно шест является тем ключом, который Энди боится повернуть, чтобы столкнуться лицом к лицу с кошмаром, который пережил. Это его тайна, и она разрушает его. Рекомендации выглядели еще страшнее. Забрать у него эту тайну. Отнять, отгрызть, высосать, что угодно, только забрать. То, что парень не позволяет убрать шест, только усугубляет проблему. Он словно
