class="p1">Следом за матерью трусил на невысоком коньке Владимир. Не отставал от своей госпожи и Халкидоний с неизменным широким мечом на поясе. Чуть сзади держалась облачённая в чёрные одежды надменная пани Эмма.
– А серьги всё те же у тя, с самоцветами синими, – заметил Позвизд. – Отцов дар. Память о родителе нашем бережёшь.
Предслава кивнула.
– Гляжу, многолюдно у тя в Луцке, – сказала она, озираясь по сторонам и видя, как густеет вокруг них толпа горожан.
– Да, народу хватает. И местные, лучане, селятся, и тиверцы[236], и ятвяги. Из Пинской земли такожде немало люду. А народец всё надобный: хитрокознецы по злату да серебру, горшечники да бортники, ковали да бондари, кожемяки да сукна валяльщики. Вырос за последние годы Луцк, окреп во время мирное. Земля здесь такожде добрая. Ты не гляди, что болота окрест. Енто даже и лучше – легче град боронить, еже ляхи али иной какой ворог нагрянет внезапу. Полей плодородных и лесу на Волыни – немерено.
– Красиво здесь, – выдохнула очарованная молодая женщина, любуясь праздничной нарядностью домов и церквей.
Даже мазанки городской бедноты и те украшали во многих местах замысловатые узоры.
Почему-то она стала сравнивать Луцк с Прагой, но тотчас бросила бесполезное занятие. Разные, слишком разные были эти города, и глупо было сопоставлять каменное кружево пражских стен с дубовыми и буковыми мостовыми русского города на Стыри.
Вот взору Предславы открылась площадь с собором и княжеским теремом, украшенным каменным узорочьем. Округлые башни казались тонкими и хрупкими на вид. На крутое крыльцо с мраморными ступенями вышла немолодая женщина в чёрном монашеском одеянии с изрытым оспой лицом. Руками с тонкими долгими перстами она перебирала цветастые костяные чётки.
«Мстислава!» – Королева сошла с коня и едва не бегом бросилась навстречу сестре. Мстислава прослезилась. Сёстры долго стояли, обнявшись, глядели друг на дружку и словно не могли наглядеться.
– А енто кто? – указала Мстислава на Владимира. – Младшой твой? Рыжий-то экий! Верно, в отца выдался. И глазища зелены!
Предславу приветствовали почтительными поклонами луцкие бояре и боярыни, среди них были и чубатые вислоусые нурманы. Стражи с бердышами за плечами несли охрану в переходах и у дверей в горницы.
«Где-то здесь и Астрида должна быть», – подумалось вдруг Предславе.
Она уже давно пыталась представить себе встречу с этой женщиной, убийцей её родного брата Всеволода, но не могла. Какая же она из себя, гордая готская властительница? Красива ли, безобразна? Стройна или полна? Как говорит, как держит себя?
Радость от встречи с братом и сестрой как-то незаметно улетучилась и уступила место насторожённости.
После краткой молитвы в домовой часовне перед иконой Святого Николая-угодника – охранителя путников – мать и сын проследовали вслед за Позвиздом и Мстиславой в главную горницу терема. Здесь расставлены были столы с обильными яствами. По крутой деревянной лестнице они поднялись на верхнее жило и через широкое гульбище проследовали в княжеские палаты.
Статная плечистая женщина лет около сорока, облачённая в горностаевую мантию, с пепельными волосами, перетянутыми на челе золочёным обручем, с глазами цвета синего моря, большим длинным носом, массивным морщинистым подбородком и пушком над короткой верхней губой, встала с обитой красным сукном лавки.
– Рада приветствовать сестру моего мужа. Перед тобой, королева, дочь Эрика, короля Свитьода.
Астрида надменно вскинула вверх голову.
Предслава ответила ей деланой улыбкой.
После был пир, Предслава и Позвизд с семьёй сидели наверху за отдельным столом. Рядом с матерью пристроился и Владимир, который с некоторой опаской посматривал на гордую Астриду и уродливую рябую Мстиславу.
Предслава расспрашивала сестру и брата об общих знакомцах.
– А отец Феогност? А о Любаве, дщери воеводы Хвоста, не слыхать ли чего?
– Отец Феогност в монастыре Георгиевском в Киеве обретается. Стар вельми стал. Не столь давно видал его, – ответил ей Позвизд. – А что до Хвостовны, дак замуж она пошла. Помнишь Никифора, боярчонка? Вот за него. Чад нарожала.
– Добре твоя подружка пристроилась, ничего не скажешь, – проскрипела под ухом Предславы Мстислава. – У братца моего Ярослава Никифор сей в ближних мужах ходит. Хоть ляхом и попорчена, да не промах девка оказалась. Приворожила боярчонка. Вроде и толста, и на лицо не баска, а вот вылезла наверх. Везучая.
– Рада я за Любаву. Жалко мне её было, – сказала Предслава.
– Жалко?! А как под Святополка Окаянного стелилась сия змеюка да тебя за Болеслава Польского идти уговаривала, того не упомнишь?! – Мстислава скривила в презрении беззубый рот.
– Полно тебе! – хмурясь, оборвал её ворчание Позвизд. – Ты вот, гляжу я, тож пристроена. Ешь сытно кажен божий день, тишину да покой обрела в тереме у меня.
Разговор на время пресёкся. Довольно долго они молча вкушали яства. Отроки прислуживали господам за столом, подавая кушанья и наливая в чары и чашки малиновый квас и сбитень. Астрида ела мало, больше смотрела на Предславу и её сына, зато Мстислава, хоть и была черницею и должно бы ей быть воздержанной в пище, налегла на жирную осетрину и громко чавкала. Маленький Владимир искоса посматривал на неё с едва скрываемой брезгливостью. Предслава с трудом сдержалась, чтобы не рассмеяться – так выразительна была гримаса на сыновнем лице.
– Слышала, имеешь мужа и двоих сыновей, королева София, – холодно, размеренным тоном промолвила Астрида. – У меня тоже есть сын от первого брака, Свен. Он уже взрослый и живёт в Дании. Как и ты, он стал христианином.
– В нашей семье все крещены, – пояснила Предслава. – Иначе не может быть в христианской державе. Короли поддерживают веру и её служителей, а епископы и монахи – королей. Без веры человек становится слаб. Язычество же лишь разобщает люд.
– Как у вас всё просто! – Астрида внезапно вспыхнула. – Но старым богам люди молились сотни, тысячи лет. Были Перун, Один, Велес, Тор! Огнебог, Рарог! Как же жили наши предки, не ведая Христа?!
– Худо жили, княгиня, – вмешался в разговор Позвизд. – Каждое племя врозь. Друг с другом без конца ратились. Не было власти крепкой, шатанье одно. Да волхвы-кудесники. Спору нет, мудры они. Да токмо знанья свои держали втайне от иных людей и ко своей единой выгоде обращали обряды да предсказанья. Окромя того, кровь лили, жертвы приносили человечьи – и такое было. Вон на острове Руяне, на море Варяжском, сказывают, и по сию пору пленных чужеземцев сжигают заживо. Дед наш, князь Святослав, язычником будучи, сотни вёрст исходил, и на Волге, и на Дунае ратоборствовал, победы славные одерживал, а места себе нигде не нагрел. Не шли за ним ни поляне, ни кривичи, ни лучане. Мечом запугать – да, можно. Но убедить –
