еще не высохла, я даже не почувствовал приземления. Сам не понял, как уже стою на ногах. Задний парашют упал на меня, передний парашют пошел вперед. Погасил его, снял подвесную систему. Посмотрел – все цело. Значит, жив, здоров.
Было 10:53 – хотя на протяжении полувека время посадки Гагарина в публикациях указывали неверно как 10:55. Ему потребовалось 11 минут, чтобы спуститься на парашюте на землю, и 106 минут[566], чтобы облететь вокруг Земли. Он стоял в оранжевом скафандре и белом шлеме посреди свежевспаханного поля, и единственными, кого он мог видеть вокруг, были старуха и маленькая девочка, – и обе они убегали от него со всех ног.
В 6 км к северу в дивизионе ПВО в Подгорном слышали раскат грома в небе, каким сопровождается переход звукового барьера сверхзвуковым самолетом. В радарной комнате молодой курсант Юрий Савченко наблюдал за кольцевой разверткой на экране, когда какой-то объект внезапно разделился надвое на высоте 7 км и начал спускаться в их районе. Может быть, именно это они ждали все утро? Савченко и его коллеги быстро рассчитали основные параметры двух объектов – высоту, расстояние, азимут – и стали отслеживать их траектории в небе. Их командир майор Гассиев тоже наблюдал. Оба объекта должны были приземлиться через несколько минут. Оба они опускались на этом берегу реки, где-то между деревнями Смеловка и Узморье. Гассиев отметил координаты, собрал 15–18 человек, включая Савченко, вызвал машину и грузовик и рванул по грунтовке на поиск. Последнее сообщение Левитана все еще звучало у него в ушах. Диктор сказал, что Юрий Гагарин пролетает над Африкой. Невероятно, но теперь было похоже, что космонавт уже находится в России и что майор Гассиев может оказаться тем человеком, кто первым встретит его.
Другие тоже слышали раскат грома – он был слышен на много километров вокруг, – но в первую очередь его свидетелями стали жители Смеловки и Узморья, поскольку драма разворачивалась прямо у них над головами. Многие из них описывают впечатления одними и теми же словами. Обычно в рассказах присутствует «взрыв», «громкий треск», «легкий гром», «ба-ам!» – «он прозвучал очень-очень громко»[567] – и люди кинулись на улицу смотреть, что произошло. Как и остальные граждане Советского Союза, почти каждый здесь к этому моменту слышал сообщение Левитана и, естественно, подумал, что падающие с неба шар и человек вполне могут оказаться тем самым объектом.
Одним из этих деревенских жителей был Виктор Солодкий. Сидя в школе Узморья почти 60 лет спустя, он все еще помнил то утро во всех подробностях. Ему тогда было 12, он находился в доме родителей и делал уроки, когда услышал по радио новость. Быстро закончив с уроками, он выскользнул из дома и побежал в огород, чтобы поделиться сенсационной новостью со своим лучшим другом Николаем Писаренко, жившим в соседнем доме. Оба дома стояли в Узморье на улице Ленина, представлявшей собой скопление одноэтажных деревянных домиков под шиферными крышами вдоль пыльной дороги, по которой бродили куры и гуси. В общем, это была типичная для деревенской России картина. Николай поливал огород. День был ясный и необычно теплый. Потом вдруг: «Бабах!» – по небу прокатился гром.
«Что это было?»[568] – подумали мы. Мы посмотрели вверх и увидели там крохотную черную точку. Она падала, падала, падала с неба. У нее был парашют. И она все летела вниз. Точка становилась все больше и больше, по мере того как спускалась. И мы с другом побежали ее искать.
Они пронеслись по улице Ленина и выбежали за деревню. Точка уже превратилась в шар, висевший под парашютом. Она направлялась к пригорку, до которого было около километра. Мальчишки рванули через поля, огибая низинные участки, затопленные весенними дождями, и выбежали к недавно заасфальтированной дороге, проходившей рядом с пригорком. Там стояло несколько автомобилей, и четверо человек бежали чуть впереди ребят за шаром под парашютом. К тому моменту, когда двое мальчишек поднялись на пригорок, шар успел приземлиться. Он лежал всего в нескольких метрах от крутого обрыва, еще чуть-чуть – и скатился бы вниз. Удачное приземление. Солодкий подумал, что он, может, даже подпрыгнул, когда ударился о землю. Вид у него был ошеломляюще странным.
Он был теплым на ощупь, даже горячим, и обугленным. Парашют лежал в стороне, в 30 метрах. Изнутри доносился звук, похожий на жужжание трансформатора. Других звуков не было. Одна сторона была серебристая, другая обожженная… даже оплавленная. Мужчины постарше говорили: «Надо заглянуть внутрь, посмотреть, есть там кто или нет». Я сказал: «Не надо. Он вон там!» И указал на человека, летящего с двумя парашютами, его сносило ветром в двух километрах от нас.
Виктор погнался было за спускающимся человеком, но попал в топкую низину. Тогда он вернулся к шару, где Николай вместе с мужчинами вытаскивал изнутри тюбики с едой и шоколадки. Затем Виктор оглянулся туда, откуда только что прибежали они с Николаем. «Вверх по склону бежали люди. Они бежали отсюда и оттуда, и школьники там тоже были. Они ехали на мопедах, на машинах и тракторах. Они просто появлялись. Все появлялись и появлялись». Кто-то из них был на дороге, другие двигались по полю, и все направлялись к обгоревшему шару.
В набитой до отказа переговорной комнате на Тюратаме со школьной картой и булавкой с крохотным красным флажком все ждали сообщения о благополучной посадке Гагарина. Хотя голосовая связь с ним давно прекратилась, наземная станция в крымском Симферополе засекла ненадолго сигналы радиомаяка космического корабля и его исчезновение непосредственно перед входом в атмосферу. Этот сигнал сразу же ретранслировали по цепочке: сначала в секретный ракетный вычислительный центр под Москвой, а оттуда через 2500 км по единственной телефонной линии Королеву на космодроме. Это был единственный сигнал, полученный перед входом в атмосферу. Как только Гагарин начал свой огненный спуск, ионизированный воздух вокруг корабля привел к полному прекращению радиосвязи. Это продолжалось несколько напряженных минут. Следующий сигнал должен был прийти от радиомаяков на стропах парашютов корабля и космонавта. Эти сигналы должны были означать, что шар уцелел и что катапультирование прошло благополучно, хотя о состоянии космонавта они ничего не говорили. Глаза всех присутствовавших в комнате, включая Королева, были устремлены на телефонный аппарат.
Олег Ивановский последним видел Гагарина перед закрытием люка. Теперь он поймал себя на том, что ждет затаив дыхание:
Посмотрел на часы. Это сделали довольно многие…
Еще несколько минут, должны появиться пеленги…
Минута… Две… И радостный возглас:
– Есть пеленги!!! Ура!
– Ура-а! Ура-а!
И сразу снялось напряжение. Сразу другие лица. Кричали, хлопали друг друга по плечам…
Равнодушных не было…[569]
Королев позвонил по прямой линии Хрущеву, тоже с тревогой ожидавшему звонка на своей черноморской даче в Пицунде. «Парашют открылся! – кричал он премьеру. – Идет на приземление. Корабль, кажется, в порядке!»[570] У Хрущева был всего один вопрос, и он без остановки выкрикивал его в телефонную трубку. «Жив? Подает сигналы? Жив? Жив?..» Но Королев был не в состоянии ответить ему.
33
Гагаринское поле
106 минут после старта
12 АПРЕЛЯ 1961 ГОДА, 10:53
Между Смеловкой и Узморьем
40 км к югу от Саратова
Когда Анна Тахтарова и ее пятилетняя внучка Румия увидели, как на поле приземляется оранжевый человек, они испугались. Анна была женой лесника и жила в домике неподалеку. Она вместе с маленькой Румией сажала картошку, когда этот человек спустился с неба на парашюте. «Я посмотрела, – рассказывала Румия, – а сверху летит что-то красное – и прямо на наш огород. "Бабушка, гляди, гляди!" – закричала я, испугавшись. Бабушка тоже испугалась: подхватила ведро, схватила меня за руку – и мы побежали»[571]. А человек махал им и кричал, чтобы они остановились.
Тогда я не понимала: чудище это или что, я не знаю… Он широко расставил руки и ноги и пошатывающейся походкой шел к нам навстречу… Бабушка… начала молиться – и я испугалась: раз она говорит молитву, значит, что-то
