Он энергично встряхнул руку Данглара.
— Хорошая работа, капитан. Черт, как же у вас тепло. — Канадец снял пуховик. — Вот копия дела, — добавил он, протягивая Данглару папку. — И образец.
Он вертел перед лицом Данглара маленькую коробочку. Тот понимающе кивнул.
— Мы уже приступили к анализу. Сравнения будет достаточно, чтобы снять обвинение.
— Образец чего? — спросил Адамберг.
Санкартье вырвал у него из головы волос.
— Вот этого, — пояснил он. — Волосы — сущие предатели. Падают, как красные листья. Мы перелопатили шесть кубометров дерьма, чтобы их найти. Можешь себе представить? Шесть кубометров ради нескольких волосков. Это все равно что искать иголку в стоге сена.
— Но зачем? У вас были мои отпечатки на ремне.
— Твои — да, но не его.
— Кого — его?
Санкартье повернулся к Данглару и вопросительно вздернул брови.
— Он не знает? — спросил он. — Ты дал ему помариноваться?
— Я не мог ничего говорить, пока не было стопроцентной уверенности. Не люблю подавать ложные надежды.
— А вчера вечером? Дьявольщина, ты мог бы ему сказать!
— Вчера у нас была заварушка.
— А сегодня утром?
— Ладно, ты прав, я дал ему помучиться. Восемь часов.
— Чертов кретин, — проворчал Санкартье. — Зачем ты его дурачил?
— Чтобы он потрохами почувствовал, что пережил Рафаэль. Страх перед собой, незнание, невозможность вернуться в мир нормальных людей. Это было необходимо. Восемь часов, Санкартье, не так уж это и много за возможность сравняться с братом.
Санкартье повернулся к Адамбергу и шваркнул об стол коробкой.
— Это волосы твоего дьявола, — объяснил он. — Пришлось переворошить шесть кубометров сгнивших листьев.
Адамберг мгновенно понял, что Санкартье тащит его на поверхность, на свежий воздух, из стоячей тины озера Пинк. Добряк выполнял приказы Данглара, а не Лалиберте.
— Та еще была работенка, — продолжал Санкартье, — приходилось все делать в нерабочее время. Вечером, ночью или на рассвете. Чтобы шеф, не дай бог, не прижопил. Твой капитан метал икру — ему покоя не давали ватные ноги и ветка. Я отправился на тропу искать место, где ты долбанулся головой. Начал, как и ты, от «Шлюза», засек время. Обследовал отрезок метров в сто. Нашел обломанные веточки и перевернутые камни прямо у посадок. Лесники закончили работу, но остались свежепосаженные клены.
— Я же говорил, что это случилось рядом с делянкой, — сказал Адамберг, задохнувшись от волнения.
Он сидел скрестив руки, судорожно вцепившись побелевшими от напряжения пальцами в рукав куртки, и не замечал этого, жадно внимая словам сержанта.
— Короче, парень, не было там ни одной ветки на такой высоте, чтобы отправить тебя в аут. Тогда твой капитан попросил меня найти ночного сторожа. Единственный возможный свидетель, улавливаешь?
— Да. И ты его нашел? — Губы Адамберга онемели, он с трудом выговаривал слова.
Данглар подозвал официанта и заказал воду, кофе, пиво и круассаны.
— Это оказалось сложнее всего, так-то вот. Я сказал, что приболел, отвалил с работы и отправился добывать информацию в муниципальные службы. Можешь себе представить это удовольствие! Оказалось, делом заправляли из центра. Пришлось ехать в Монреаль, только там я смог выяснить название фирмы. Лалиберте бесновался по поводу моих бесконечных недомоганий. А твой капитан ярился по телефону. Я выяснил фамилию сторожа. Он находился на объекте в верховьях Утауэ. Я взял отгул, суперинтендант чуть не рехнулся от злости.
— И ты нашел сторожа? — спросил Адамберг, залпом выпив стакан воды.
— Не дрейфь, взял его за жопу прямо в пикапе. Разговорить мужика оказалось целым делом. Сначала он выпендривался и вешал мне лапшу на уши. Тогда я надавил — пригрозил ему тюрьмой, если не прекратит морочить мне голову. Мол, за отказ сотрудничать и сокрытие доказательств полагается срок. Дальше мне и рассказывать-то неловко. Адриен, может, сам закончишь?
— Сторож, Жан-Жиль Буавеню, — начал Данглар, — в воскресенье вечером видел внизу на тропе человека. Он вооружился биноклем ночного видения и стал караулить.
— Он следил за ним?
— Буавеню был уверен, что этот мужик — педик и явился на свидание с дружком, — объяснил Санкартье. — Сам знаешь, на тропе у них гнездо.
— Да. Сторож спрашивал меня, не из «этих» ли я.
— Ему было интересно, — продолжал Данглар, — вот он и прилип к ветровому стеклу. Буавеню — замечательный свидетель, очень внимательный. Он обрадовался, услышав, что кто-то идет, рассчитывая на бесплатный спектакль. Но все пошло не так, как он рассчитывал.
— Почему он так уверен, что речь идет именно о ночи на двадцать шестое октября?
— Потому что это было воскресенье и он злился на воскресного сторожа — тот не вышел на работу. Буавеню увидел, как первый мужчина — высокий, с седыми волосами — ударил второго палкой по голове. Второй, то есть вы, комиссар, рухнул на землю. Буавеню затаился. Высокий старик выглядел опасным человеком, и сторож не хотел вмешиваться в семейную ссору. Но смотреть продолжал.
— Приклеившись задом к сиденью машины.
— Именно так. Он думал, точнее, надеялся, что увидит сцену изнасилования бесчувственной жертвы.
— Можешь себе представить? — спросил покрасневший Санкартье.
— Высокий начал развязывать шарф на своей жертве, потом расстегнул куртку. Буавеню сросся с биноклем и едва не пробил лобовое стекло. Седой взял ваши руки и чем-то их связал. Ремешком, решил Буавеню.
— Ремнем, — сказал Санкартье.
— Да, ремнем. Но на сем раздевание закончилось. Старик всадил вам в шею шприц, Буавеню в этом уверен. Он видел, как тот вынимал его из кармана и проверял.
— Ватные ноги, — сказал Адамберг.
— Я говорил вам, что эта деталь меня смущает, — сказал Данглар, наклонившись к комиссару. — До эпизода с веткой вы шли нормально, ну, шатались, конечно, как любой нормальный пьяный. А когда очнулись, ноги вас не держали. Когда вы проснулись наутро, лучше не стало. Уж я-то знаю, как действует ерш. Выпадение памяти случается далеко не всегда, а ватные ноги и вовсе не вписываются в картину. Я понимал — было что-то еще.
— Да уж, он знаток рецептуры, — уточнил Санкартье.
— Наркотик или какое-то лекарство, — пояснил Данглар. — С вами он поступил, как со всеми остальными, обвиненными в его убийствах. Они тоже ни черта не помнили.
— А потом, — продолжал Санкартье, — старик поднялся, оставив тебя валяться на земле. Буавеню хотел было вмешаться — из-за шприца. Парень не трус, не зря он работает ночным сторожем. Но не смог. Адриен, объясни…
— Буавеню не мог встать, — усмехнулся Данглар. — Он ждал представления, вот и спустил комбинезон до щиколоток.
