Поначалу перечень врагов, объявленных им вне закона, появился, чтобы избавить невиновных от тревоги и страха. Но когда его обнародовали, сложилось впечатление, что хирург Сулла вновь взялся за работу. Да, по сравнению с первым перечнем, который он назвал после своего первого похода на Рим, он вырос в семь раз, но и событий с тех пор тоже произошло немало. Недруги Суллы объявили его врагом государства, захватили его имущество, отправили в изгнание семью, убили друзей и вынудили его начать гражданскую войну. Названные восемьдесят человек выглядели чем-то вроде сделки, способной все это как-то загладить. И хотя из Рима удалось ускользнуть лишь немногим из них, большинство уже знали, что пощады им ждать нечего. Карбон, Норбан и Серторий в списке тоже присутствовали. Каждый из них уже бежал. Так как на Мария Сулла обрушить свой гнев не мог, потому как тот уже лежал в могиле, он довольствовался тем, что снес все монументы в его честь, выкопал труп последнего заклятого врага и разбросал его кости.
Но проснувшись на следующий день, народ Рима увидел, что первоначальный перечень подвергся пугающему пересмотру. Ночью Сулла вывесил на форуме его новый вариант, добавив к нему 220 новых имен. Многих из тех, кто накануне облегченно вздохнул, теперь ждала смерть. А еще через день его обновили опять и число его фигурантов превысило пятьсот человек. Теперь буквально каждый жил в страхе, что его вот-вот объявят вне закона. Как-то раз один из тех, кого в первоначальном варианте пощадили, явился на форум и обнаружил в новом списке свое имя. Увидев, что его приговорили к смерти, он попытался прикрыть руками лицо и уйти, но его узнали, набросились и убили на месте. Еще один в первые дни массовых убийств предавался буйному веселью и поднимал на смех тех, кто умер страшной смертью. А на следующий день в перечень включили и его самого, убили и конфисковали имущество. Помимо тех, кого Сулла, объявил вне закона, немедленной казни подлежали и все, кто так или иначе укрывал беглецов. Все эти проскрипции не только не снизили градус напряженности, но, напротив, погрузили Италию в царство террора.
Так как убийства продолжались, обещание Суллы ограничить число жертв своими личными врагами развеялось как дым. Он не только выплачивал премию за каждую принесенную ему голову, но и выделял убийцам долю имущества их жертв. В итоге политические репрессии самым отвратительным образом объединились с личной выгодой, побуждая всех обладателей черствых сердец и пустых кошельков рассыпаться по всему полуострову, дабы добраться до богатых врагов Суллы и отправить их на тот свет. Поскольку официальный перечень преступников постоянно менялся, человек мог запросто появиться в нем только потому, что был богат и владел значительной собственностью. Завидев в нем свое имя, эквит по имени Квинт Аврелий посетовал, что «фигурирует в нем только из-за альбанского имения»[296].
В италийской глубинке обнародованный Суллой список служил чем-то вроде базового принципа, отнюдь не лишавшего сановников возможности импровизировать. Одним из тех, кого туда послали, стал Марк Лициний Красс, герой битвы у Коллинских ворот. В сопровождении алчного и жестокого молодого офицера по имени Гай Веррес, Красс объехал всю Италию, собирая у местных жителей сведения о врагах Суллы, затесавшихся в их ряды. Базовый принцип теперь гласил, что каждую семью, оказывавшую его врагам материальную помощь, – будь то местные торговцы, банкиры или магистраты, – следовало схватить и убить. В то же время местные сановники из числа сторонников Суллы зачастую не упускали возможности поквитаться с личными недругами, и поэтому доносили не на его врагов, а на своих. Почему назвали того или иного человека, было все равно, но наказание неизбежно следовало одно и то же: казнь с последующей конфискацией имущества. Красс с Верресом быстро стали экспертами в деле такого скоропостижного и выгодного правосудия. Начав подобным образом свою постыдную, садистскую карьеру в сфере недвижимости, Красс, по приезде в Бруттий, приказал казнить человека только ради того, чтобы захватить его привлекательное имение.
Помимо официальных представителей Суллы, теперь по улицам шастали и самозваные шайки убийц. Профессиональные проскрипции превратились в прибыльный бизнес, стоивший того, чтобы им заниматься. К этим бандам примкнул еще один молодой человек с жестокой душой, которого звали Луций Сергий Катилина, больше известный просто как Катилина. Двадцать лет спустя ему предстояло оказаться в гуще еще одного цикла революционных беспорядков, однако тогда он был лишь молодым сторонником Суллы, жаждавшим наживы и славы. Стремясь заполучить владения одного свойственника, Катилина убил его и завладел правом собственности на землю. Затем тщательно прочесал сословие эквитов, пробиваясь убийствами вперед, и таким образом включил в свой послужной список приличное количество жертв. А в завершение своих злодейств нацелился на другого свойственника – по случаю, того самого Марка Мария Гратидиана, племянника Мария, который при режиме Цинны реализовал меры по гарантированию денежного обращения. Ложно обвинив Гратидиана в убийстве Катула во время устроенного Марием террора, Катилина приволок его на могилу последнего и безжалостно прикончил.
С крушением всех правил, проскрипции будто продолжались сами по себе, без постороннего вмешательства, ведь новых жертв всегда можно было найти без особого труда. Один человек сложил голову только за то, что возмутился смертью друга. Другого вольноотпущенник Суллы убил, дабы свести личные счеты, а потом включил его имя в список задним числом. Еще одного притащили уже к самому полководцу, узнав, что он укрывал скрывавшегося беглеца. К своему изумлению, Сулла узнав в нем своего бывшего соседа, обитавшего этажом выше над ним в те времена, когда он, еще до начала общественной карьеры, жил в нанимаемой квартире. Этого соседа он приказал сбросить с Тарпейской скалы.
Так как многие враги Суллы бежали с полуострова, вскоре проскрипции выплеснулись за пределы Италии. Когда в Родосе обнаружили Норбана, агенты Суллы потребовали у города выдать его, чтобы избежать серьезных последствий. Пока те совещались, как поступить, Норбан оказал всем услугу, отправившись на рыночную площадь и покончив с собой. Кроме того, Сулла снарядил Помпея, приказав ему лично поймать Карбона. Располагая полученными от шпионов сведениями о том, что Карбон затаился на островке у берегов Сицилии, Помпей тотчас туда отправился. А по прибытии собрал суды и приказал им без всяких присяжных выявить и казнить всех врагов Суллы. Когда же жители Мессаны запротестовали, обвинив суды в нелегитимности, Помпей огрызнулся: «Хватит ссылаться на закон перед теми, кто опоясан мечами»[297]. Вскоре Карбона выследили и приволокли в суд. Хотя формально он все еще оставался римским консулом, неприкосновенность его должности Помпей напрочь проигнорировал. Гнея Папирия Карбона, трижды консула Рима, он приказал казнить на месте.
На последнем этапе проскрипций убийства совершались уже без разбора. И поскольку это был не наш цифровой век, а Древний Рим, никто толком не знал, как в действительности выглядит объявленный вне закона человек. Не в состоянии выследить истинную жертву, банда гонителей хватала на улице первого попавшегося. Затем эти безымянные головы выдавали Сулле в качестве подлинного фигуранта списка. Тот лишних вопросов не задавал и всегда платил премию. По поводу отсутствия в этих гонениях какой-либо рациональности или морали ходила жестокая шутка: «Все государство погрузилось в хаос… алчность подавала повод для бессердечия; масштаб преступлений человека определялся количеством его имущества; богатые машинально превращались в злодеев и в каждом таком случае за их голову назначалась премия. Одним словом, все, что приносило прибыль, больше не казалось бесчестным»[298].
