в предложения, а предложения — в абзацы.
Джефф отвечает, что это как раз не важно, настоящая журналистика должна выражать убеждения автора, то, что у него внутри. Говоря это, он стучит себя пальцами по груди, указывая на сердце: классический хиппи.
— Еще я веду проект в «Твиттере». Это моя идея. Она идет изнутри.
— Вот именно. Жаль только, что ты не относишься к этому серьезно, не посвящаешь этому всё свое время, — Анна досадливо вздыхает и закатывает глаза, но Джефф не отступает. — Послушай, я знаю, что ты беспокоишься насчет денег. Но есть и другие способы их заработать. Например, я думал о своем проекте. Нам, наверно, понадобится помощь пишущего журналиста. И она определенно будет оплачена.
Анна не знает, как сие понимать, и по ее лицу это заметно.
— Но ведь написать можешь и ты, — говорит она.
Джефф как будто сконфужен. Он смотрит в пустой бокал и бормочет, что материала набралось огромное количество, возможно, хватит на целую книгу.
— Нам не помешает женская точка зрения. Если тебе это интересно…
— И тогда ты станешь моим начальником?
Он пожимает плечами.
— Если хочешь, назови это так.
— Это не я так называю. Это так называется.
Джефф снова пожимает плечами и поворачивается к ней с исполненным надежды, озабоченным выражением лица, — таким Анна никогда его не видела. В первый раз он упоминает про возможность работать вместе — недели, месяцы, годы. Она понимает, что это не столько предложение работы, сколько завуалированная просьба быть с ним, шаг к тому, чтобы попросить ее отключиться от «Кисмет».
— А сколько… — произносит она и останавливается — ей становится трудно говорить, губы будто не слушаются ее и не хотят двигаться. — Сколько времени, по-твоему, займет эта работа? Несколько дней? Неделю?
— О, гораздо больше, — Джефф, теперь более уверенный в себе, улыбается: видимо, чувствует, что она его понимает. Над головой у него сияет число 81. — Это можно растянуть на многие месяцы. И даже на годы.
— Я бы хотела увидеть договор, — стыдливо произносит Анна, отворачиваясь.
— Приходи ко мне в офис, и мы его подпишем.
Воцаряется молчание, и она понимает, что та самая минута настала. Она смотрит прямо на Джеффа и старается придать лицу расслабленное непроницаемое выражение. Он набирает в легкие воздух, явно намереваясь что-то сказать — сердце у Анны замирает, — но потом просто выдыхает через нос, что звучит как тяжелый вздох.
— Еще вина? — спрашивает он, отодвигая свой стул.
Джефф встает, поднимаясь перед девушкой во весь свой высоченный рост, и ее волнение исчезает без следа. Вопрос не имеет ничего общего с тем, что Анна ожидала услышать, но она по крайней мере может ответить заготовленной фразой:
— Думала, ты никогда не спросишь.
ВОСКРЕСЕНЬЕ
Примерно в час дня Анна и Джефф закрывают дом, кладут ключ назад под цветочный горшок и перед отъездом через поля отправляются к старинной башне. Вблизи средневековое строение выглядит не как материковый маяк, а скорее как колокольня со шпилем, каким-то образом отделившаяся от здания церкви. С вершины холма любовники смотрят на дом из красного кирпича — отсюда он кажется размером с почтовую марку. Они стоят так некоторое время, легкий свежий ветер дует в лицо, Джефф обнимает Анну за плечи. Под влиянием необычного чувства она чуть не признается ему, что страдает от депрессии и уже несколько месяцев принимает таблетки, но теперь намеревается отказаться от них. Однако она все же не решается открыться, и оба молча наслаждаются этой минутой, а затем спускаются с холма и направляются к машине. В городе Гластонбери они бродят по улочкам, и Анна подбивает Джеффа купить какую-нибудь хипповую или эзотерическую чепуху — колоду Таро, карту Камелота, друидский колпак. В пабе они заказывают жаркое и несколько бокалов вина, Анна тренируется задавать вопросы Амаль Клуни с американским акцентом. По пути назад она сначала дурачится — делает пальцами танцующие движения под эфиопский джаз, дразнит Джеффа, интересуясь, сколько он ей заплатит, чтобы она присоединилась к его проекту, — а потом ее начинает клонить в сон. Около Солсбери она на мгновение закрывает глаза, а когда открывает, обнаруживает, что цвет неба изменился, а машина проносится под знаком с надписями: «Хитроу, Слау, шоссе М25».
— Что? — Анна часто моргает, не понимая, где находится.
— Вот те на: взяла и уснула, — Джефф ведет машину в темных очках, защищая глаза от слепящего предзакатного солнца. — А я-то надеялся, что, раз уж я все время за рулем, ты по крайней мере составишь мне компанию.
— Вот черт, — Анна трет глаза. Язык у нее распух, голова чугунная, а мозги словно слиплись. Она пытается взбодриться, снова потирая глаза, но сонливость не проходит, словно какой-то груз тянет ее вниз. — Что-то мне нехорошо.
Джефф опять отпускает остроту насчет эгоизма Анны, но она не слушает. Кроме физического недомогания она проснулась с ощущением беспокойства, словно пустилась в путешествие, смутно сознавая, что забыла какую-то важную вещь, но не догадывается, какую именно. Она достает из кармана джинсов телефон и видит, что пропустила два звонка от Пита и один от Зары; наверно, не почувствовала вибрацию, когда спала. Еще пришла эсэмэска от Зары:
«Звонил Пит, и я сказала ему, что ты нашла кольцо. Я должна была что-то сказать ему. Тебе лучше вернуться домой как можно скорее».
От этих слов дремота исчезает без следа — Анна понимает, что вот-вот разразится катастрофа, нет, что она уже происходит без ее участия. Ее неприятно царапает мысль, что они с Джеффом еще не объяснились, но, наверно, наивно пытаться управлять такими событиями; в свое время всё непременно встанет на места.
— Конечно, — язвительно замечает Джефф. — Не стоит со мной разговаривать, любуйся своим драгоценным телефоном.
Анна смотрит сквозь ветровое стекло на мелькающие мимо фабрики и поля; внезапно ей начинает казаться, что она ужасно опаздывает, а машина — это клетка.
