король червей.
— Любовь, радость ожидают тебя, казенный дом, пиковый интерес и счастье через позднюю дорогу, — тараторила предсказательница обычную цыганскую хрень, для развода лохов, а потом, вдруг отпрянула.
– Чур, чур меня! – забормотала, отступая к двери.
– Эй, ты чего? – испугался Витек, прежде завороженный её воркованием.
– Порча на тебе! Сглазил тебя черный глаз! – она часто-часто замахала руками, яркая кофта сползла со смуглого плеча.
– И чо делать? – спросил Витек, глупо улыбаясь, пялясь на это соблазнительное плечико. Сроду, он не верил во всю эту муть с гаданиями, предсказаниями и прочей дьявольщиной, а тут вдруг проняло до печенок. Страшно стало, аж до позывов в сортир
– Снять могу, если захочешь, золотой, – и добавила, – бесплатно.
– Ну, давай, - криво усмехнулся Витек.
– Смотри на меня и не противься заговору, – она положила узкую, смуглую ладонь на его лоб и забормотала, – Чур-чура-чемчура! Зачураюсь, закрещусь! Сгинь, беда-печаль! – отняла ладошку и дунула на неё, – Все, красавчик!
Когда цыганка ушла, он полез проверять фотопластину… там все было засвечено.
Обуреваемый дурными мыслями, Витек выдул портвейн и съел всю еду – аппетит у него ничто не могло отбить. Матч закончился победой «Зенита» 3-2.
Витек разложил раскладушку. Улегся поскрипел, с боку на бок, да и задрых.
Когда он уже видел шестой сон под утро, в электрическом щитке у входа заискрило. Щиток был установлен еще до войны и давно требовал замены. Все никак не срасталось – работает как-то, да и ладно. Коротнуло. Пробки не сработали. Их постоянно выбивало и запарившийся их менять Витек, вставил «жука». Скрутки проводов бестолково сделанные и тут и там раскалились. Загорелась штора. Огонь перекинулся на хранилище пленок и там уж разыгрался вовсю.
Витек, так и не проснулся, отравленный угарным газом. К пяти часам утра «Фотоателье» пылало, как костер Джордано Бруно. Когда приехали пожарные, тушить там уже было нечего.
* * *
Я приехал к Зое. Можно было, конечно, по новым документам заселиться в гостиницу, но меня неотвратимо тянуло к моей лисьеглазой подружке.
– Как зарабатывает бармен? – Зоя задумчиво тянула «Ливадию». – Например, остатками спиртного… Когда смешиваешь коктейли, даже если делать все совсем честно, все равно будет оставаться в твою пользу… ну, а если мухлевать… Еще недолив… ну, да… когда клиент пьяный, ему не до счета – вместо пятидесяти грамм налил сорок пять – копеечка к копеечке капает. Надо понимать, коньяк, который приходит в бар уже разбавлен начальством, тут что-то добавлять, очень опасно. Можно пронести свою бутылочку и разлить мимо кассы – десятку заработаешь, но тоже палево… Иногда, но редко, сдачу не просят и даже сверху кладут… ну ты видел. Слушай… зачем я тебе об этом рассказываю?
Она сидела у меня на коленях голой, горячей попой. Я запустил руку под ночнушку, потискал увесистые грудки и сообщил трубным голосом:
– Ты мне исповедуешься дева Мария Магдалина, я твой Христос! В койку?
– В койку, – согласилась Зоя, стягивая ночнушку через голову, – пойдем дальше исповедоваться.
* * *
Проводник Аркаша, был высокий широкоплечий парень, приятной, для баб, наружности. Русые волосы ёжиком, такие же торчащие усы, по-детски голубые глаза. Я уже знал, что это Зоин бывший… один из бывших.
– Этот что ли? – спросил он, неприязненно зыркнув в мою сторону. – А кем он тебе приходится?
– Дальний родственник, – ответила Зоя, – Слушай, мы тут допросы будем устраивать или дела делать? Он тебя не обидит с выгодой.
– Не обижу, – подтвердил я.
– Меня еще попробуй обидь! До Кисловодска, значит? Длинный заяц… ладно, подбросим. Подходи к посадке… – он глянул на часы. – Через десять минут. Я точно не знаю, когда объявят, но лучше раньше прийти.
– Что значит, длинный заяц? – спросил я Зою, когда мы отошли.
– Это заяц, который едет от начала и до конца. Но ты полудлинный, – она усмехнулась, – поезд-то из Ленинграда.
* * *
Это Зоя подсказала мне выход из положения, когда в промежутке между любовными играми, я пожаловался, что билетов в южном направление нет, от слова совсем – договориться с проводником. А на мой вопрос: как же с ними договариваться? Задала встречный вопрос: подойдет ли мне Кисловодск? Мол, на маршруте Ленинград – Кисловодск есть у неё знакомый проводник, который, как ей хорошо известно, возит зайцев на постоянной основе.
Если у него есть места, он меня возьмет к себе, если нет, посоветует к кому обратиться.
Хм, Кисловодск. Что мы знаем про Кисловодск? Что там есть Провал, за вход в который, Остап Бендер придумал брать деньги, чтобы он не слишком проваливался. Нет – Провал, кажется, в Пятигорске, а в Кисловодске – Нарзан. Впрочем, какая мне разница, Кисловодск, так Кисловодск. Начнем с него, а там видно будет.
И я согласился.
* * *
Прощание вышло прохладным. Зоя, постояв со мной пару минут, сказала: «Надо работать, я пошла, пока!»
Несколько секунд, будто чего-то ждала, потом повернулась и пошла прочь.
Я не нашелся, что сказать в ответ, все слова были сказаны накануне. Маленькая истерика с её стороны, сожаления, что все мужики козлы, поматросят и бросят, а если попадется случайно один нормальный, тут же рвет когти, словно чертушку увидал, и жизнь её поломатая, и никому она не сдалась… а если я, гад инфертильный её всё-таки обрюхатил, она меня из-под земли достанет и заставит жениться.
Я успокаивал, как мог. Можно было, конечно, снизить эмпатию, но почему-то не хотелось, очень она мне понравилась.
Зоя ушла не оглядываясь, я следил за её ладной фигуркой пока она не скрылась за спинами отъезжающих и встречающих. Немного горько было на душе, но что ж делать.
Объявили отправление. Я забрался в тамбур.
Народ суетился. Воздух, казалось, искрил от чувств снующих по перрону людей, от криков, мелькающих чемоданов, узлов, ящиков, тележек носильщиков, прощаний, сдержанных и несдержанных слез…
Вагон дрогнул и плавно сдвинулся с места – незаметно, словно в дреме, покатил, ускоряясь.
Прощай Обнорск! С тобой мне было хорошо. Хотя здесь меня чуть не убили, но больше вспоминалось хорошее. Такой беззаботной жизни у тебя, Феликс Константинович, уже не будет.
Меня пихнули в бок.
– Пошли, – сказал Аркаша. – таксу знаешь? – спросил на ходу.
– Откуда?
– Четвертной.
По-моему, я ему не сильно нравлюсь. Ревнует что