мелко вздрогнул. Кажется, он поднял, что же я хотела сказать. Мелкие заколки в его волосах зазвенели.
— Я… А…. — Он схватился за волосы. — Можно я просто повешусь на косе, чтобы ты забыла об этом позоре?
— Я повешусь рядом. Не переживай. Ведь что может быть романтичнее, чем совместное посмертие?
Зарра сдавленно засмеялся. Он так старательно отводил взгляд, что мне стало ещё больше не по себе. Со стороны всё выглядело непривычно. Каким-то странным, необъяснимым мне образом уверенный Зарра превратился в другого человека.
— Если это произойдёт, то всё будет бесполезно, разве нет? Так я попытаюсь избавиться от позора, но какой в этом смысл, если мы вместе… — И он резко оборвал мысль тяжёлым вздохом. — Ладно. Забудь. Это не важно. Что у нас дальше по списку?
Снова всё откатилось назад.
Сознание вдруг чётко разбилось на три части. Одна — пыхтела от злости, как паровоз. Ей надоело, что всё происходило так, как происходило. Эти неожиданные «остановки» совершенно не радовали. Другая — облегчённо вздохнула. Быть может, в этот самый момент, я избежала пропасти? Третья же сгорала от любопытства — что необходимо сделать, чтобы Зарра, хорошо знакомый мне, не сумел сказать «проехали». Где в его понимании пересекается черта?
Дальше отдых шел безобидно. Формально встреча продолжала быть свиданием, но фактически мы даже перестали держаться за руки. Мы сыграли в местный вариант «побей крота», попытались свалить в воду неприятного мальчишку, кидая камни в мишень, участвовали в коллективном перетягивании каната и многое, многое другое. До самого приятного, а именно до еды, очередь дошла последней.
Местные блюда новизной не покорили. Знакомые продукты имели всю ту же знакомую структуру и отличались лишь названием. В остальном же, даже концептуально, они повторяли земную кухню. Тем не менее, я всё же удивилась, попробовав местное карри с рисом и кусочками жареной курицы.
— Это блюдо пришло с моей родины. — Заметил Зарра. Ложка в его руке странно покачивалась. Могло показаться, что прямо сейчас сожитель держал ядовитую тварь. — Они неправильно сварили рис. Он слипся, хотя по рецепту должен быть рассыпчатым!
Я кивнула, хотя согласиться или поспорить не могла. Рис и сейчас казался достаточно рассыпчатым, поэтому полностью переварить претензию не получилось.
— Зато эту штуку приятнее есть ложкой, чем палочками. — Я зачерпнула немного риса, сковырнула чуть карри и отправила всё это в рот, чувствуя себя совершенно нормальным человеком. — Не понимаю, почему ты и твой мастер так против нормальной посуды?
Что-то в лице Зарры изменилось. Да и вообще, он раньше не жаловался на отсутствие аппетита. Сейчас же его тарелка продолжала быть почти полной, когда я была близка к завершению трапезы.
— Ты про ложки и вилки? Это не посуда. Это столовые приборы. И когда мы с мастером впервые покинули родной дом, чтобы начать странствие, у нас из посуды была лишь одна металлическая тара. Думаю, ты видела её на кухне.
Нечто большое и плоское, отчасти похожее на барабан, действительно лежало на самом дне одного кухонного ящика под грудой другой посуды.
— По существующим нормам мастер не может долго держаться на одном месте, поэтому личных вещей у него немного. Иметь лишь одну посуду для приготовления и потребления пищи, находясь в движении, удобно.
— Не соглашусь. Как тогда есть вместе, например, что-то горячее? — Я покосилась на пальцы Зарры. — Только не говори, что ты руками ел какое-нибудь горячее рагу или суп.
Зарра отрицательно покачал головой.
— Конечно, нет. В таких ситуациях сначала ел мастер, потом — я. Первый, кто ест, обматывает руки тканной материей. Так жар металла не ранит кожу. К тому же, приём пищи всегда начинается спустя какое-то время, чтобы горячее блюдо не травмировало горло.
Обзавестись ложками и вилками куда проще.
— Подожди. Ты ел последним всегда? А если твой желудок скручивало от голода?
И снова по его лицу промелькнула тень. Зарра лизнул краешек губ.
— Не понимаю о чём ты. Мастер всегда держал меня в сытости.
Немного зачерпнув риса, Зарра поднёс ложку к глазам. Могло показаться, что в рисе что-то было. Настолько пристальным оказался взгляд сожителя. С минуту несчастный рис был под прицелом чужого взгяла.
— Он тебя не сожрёт, если ты съешь его первым.
Но Зарра даже не ухмыльнулся от шутки. Наоборот, взгляд его стал ещё более пристальным.
— Ну, давай. На твоём фоне я кажусь себе обжорой!
Губы Зарры скривились, но спутник всё же отправил несчастный рис в рот.
Когда тарелки оказались пусты, Зарра потащил меня домой. Вечер только-только навалился на город и я уже приготовилась ныть, что всё закончилось слишком рано, как сожитель повёл меня вверх. Второй этаж оказался позади. Зарра открыл одну из вечно запертых дверей и холодный воздух тут же ударил нам в лица.
Мы были на крыше. Место, очень похожее на вдовью дорожку, оказалось просто идеальным для созерцания салюта, который грянул несколькими минутами позднее.
— И всё же, как это, целоваться по-французски?
Сначала мне показалось, что это слуховая галлюцинация и я схожу с ума, но нет. Зарра потупил взгляд и склонил голову вперёд. Я видела лоб, тонкую линию носа и губы. Красивые губы.
Мы сидели на, свесив ноги с крыши. Небо продолжало идти цветной рябью.
— Лучше забудь об этом, ладно?
— Нет! — И он добавил тише. — Мне…. Интересно. Это ещё одна земная традиция?
Не помню, чтобы в новелле были даны описания поцелуев детальнее, чем «и их губы слились в одно». Но был ли вообще вариант, что другого способа обмена нежностью в этом мире не существовало? Или Зарра этого не знал. Стало как-то неловко.
— Ну… Это поцелуй, во время которого язык одного человека проникает в рот другого.
В голове это не звучало так ужасно. Радовало лишь то, что Зарре наверняка было также неловко, как и мне. Отчего напрашивался вывод — этот груз стыда мы разделим вместе.
— Зачем? Так принято? Это обязательный этап?
Невольно я вспомнила более молодую версию себя, которая черпала знания о тонкостях любовных дел из журналов и рассказов подружек. Наверное, в
