никаким наказаниям не подверглись, государь просто удалил их. Адашев в январе 1560 г. еще принимал литовских послов. Но выступал сугубо «формальной» фигурой, от переговоров царь его отстранил, и продолжал их Василий Захарьин-Юрьев. А послы не сообщили ничего нового. Официально подтвердили, что Ливония приняла зависимость от Литвы и король требует вывести оттуда войска, угрожая войной. Но послам предъявили договор, где Орден обязался платить дань, указав, что Кеттлер не имел права передаваться Литве, и рекомендовали ей «не вступаться за изменников». И очень характерно, что дипломаты Сигизмунда были таким ответом очень озадачены, даже пытались добиться… частной встречи с Адашевым и Висковатым [386].
А Сильвестр, когда царь отверг политику «Избранной рады» и отставил Адашева, демонстративно объявил, что хочет уйти в монастырь. Похоже, как раз в рассчете, что Иван Васильевич спохватится, будет упрашивать остаться. А за это можно потребовать восстановить безоговорочное послушание. Но он ошибся. Иван Васильевич его «отпустил». Сам он вспоминал, что Сильвестр «видевше своих советников ни во что бывше, и сего ради своею волею отоиде, нам же его благословие отпустившим, не яко устыдившеся, но яко не хотевшу судитися здесь, но в будущем веце, перед Агнцем Божиим» [388]. После такого обращения к царю и его «благословения» дать задний ход было уже трудно. Сильвестр уехал на Белоозеро и постригся в монахи под именем Спиридона.
Впрочем, пострижение не означало «политической смерти». Если изменятся обстоятельства, из монастыря вполне можно было вернуться даже с повышением — в епископы, архиепископы. А Висковатого царь вообще оставил на прежнем месте. Очевидно, помнил, что дьяк хорошо служил ему. И если стал подручным Адашева, то без него снова станет квалифицированно помогать государю. Что же касается твердого и решительного ответа, который дали послам Сигизмунда, то подобная уверенность была вполне обоснованной. Потому что положение на фронте успело выправиться.
Кеттлер не сумел взять Дерпт. Попытался захватить хотя бы городок Лаис, где стояли 400 стрельцов головы Кошкарова. Немцы разбили из пушек стены, пошли на приступ. Рубились на развалинах два дня, но все атаки были отражены. А в это время уже стали подтягиваться полки Мстиславского и Шуйского, посланные царем. Заходили Кеттлеру в тыл, и он поспешно отступил. Но русские двинулись следом. Разбили орденские отряды под Тарвастом и Феллином, подступили к Мариенбургу. Этот город стоял на острове, считался неприступным, но к нему подошли по льду. Боярин Морозов, руководивший артиллерией при осаде Казани, здесь тоже умело расставил батареи, корректировал огонь. Стены раздолбили, и командор Зибург сдал город, получив за это разрешение уйти со всеми защитниками.
А летнюю кампанию Иван Васильевич теперь планировал сам. Крымцев решил нейтрализовать уже испытанным способом. Вишневецкого отправил в Кабарду, собрать горцев, казаков и «промышляти над крымским царем». На Дон послал воеводу Данилу Чулкова, «а с ним казаков многих», чтобы допекали татарам и с моря, и со степи вместе с союзными ногайцами князя Исмаила. Главный же удар наносился по Ливонии. В мае 1560 г. туда выступило 60 тыс. воинов с 40 осадными и 50 полевыми орудиями. С этой армией царь отправил на фронт и своих бывших советников с их приближенными — Алексея и Данилу Адашевых, Курбского, Вешнякова и др.
Но в историческую литературу внедрилась путаница, до сих пор фигурирующая даже в трудах видных ученых. О «талантливом полководце» Курбском, «герое Казани», которого царь назначил «главнокомандующим». А Адашева производят в «помощники главнокомандующего». Источник этих сведений — сам Курбский, описавший в «Истории о великом князе Московском», будто государь проявил к нему особое доверие, послал его в Ливонию вместо себя самого — как лучшего и любимого воеводу. Эти измышления изменника очень красочно повторил Н.М. Карамзин [389]. Хотя они являются просто очевидным примером, насколько опасно доверять творениям Курбского.
Если же брать факты, то никаких подвигов за ним не оказывается. Мы уже упоминали, как в 1552 г. под Тулой он был в числе воевод, упустивших хана, не наладивших преследование. Под Казанью прославился вовсе не Андрей Курбский, а его брат Роман, позже умерший от ран. А Андрей в начале осады паниковал, советовал царю отступить. При штурме нарушил дисциплину, полез в бой самовольно, но был удержан Иваном Васильевичем. А потом отличился грабежами [390]. На Ливонской войне чуть не сорвал поход в 1558 г., когда царь самолично гнал его вперед.
Что же касается похода 1560 г., то историкам стоило бы задуматься: а сколько может быть на войне главнокомандующих? По летописям и служебным документам хорошо известно, что таковым был Иван Мстиславский. Члены «Избранной рады» получили назначения достаточно высокие, но отнюдь не первого ранга, соответствующие их «местам». Алексей Адашев стал третьим воеводой Большого полка. Выше его, в иерархии командования, стояли первые и вторые воеводы Большого, Передового полков, Правой, Левой руки и Сторожевого. А также воевода при наряде (начальник артиллерии) и еще несколько должностных лиц. «Третьих» воевод вообще назначали редко. Первый командовал полком, второй был его заместителем. Третий — как бы «заштатным». В данном случае — отбывал почетную ссылку.
Курбский возглавлял Сторожевой полк (Данила Адашев был у него вторым воеводой). По рангу, он был в армии пятым. Воеводы Большого полка, Правой, Левой руки, Передового считались выше Сторожевого. А вступив в Ливонию, Курбский под Вайсенштейном чуть не погубил свой полк. Решил атаковать корпус Фюрстенберга, повел 5 тыс. воинов через болото и завяз, не мог выбраться целый день. Его спасло лишь то, что Фюрстенберг действовал еще хуже. Он так и не ударил, ждал на сухом открытом поле. Полк перебрался через болото уже в темноте, но не стал ждать утра, открыл огонь по ливонскому лагерю, освещенному кострами. Немцы всполошились, побежали, под ними обрушился мост через реку, и грубая ошибка обернулась победой.
А ядро армии Мстиславского двинулось на Феллин (Вильянди), один из крупнейших ливонских городов. Под Эрмесом Орден собрал главные силы — оставшихся рыцарей, их вооруженных слуг. И это была последняя битва ливонских «крестоносцев». Тех знаменитых «псов-рыцарей», которых побеждал Александр Невский в тяжелом Ледовом побоище. Но сейчас Орден настолько ослабел и выродился, что главных русских сил даже не потребовалось. 2 августа Передовой полк князя Барабашина наткнулся на врага и одной атакой разметал его. В плен попали ландмаршал фон Белль, 11 командоров, 120 рыцарей.
Царские войска обложили Феллин. И опять ни Курбский, ни Адашев не имели отношения к его взятию. Основной вклад в победу внесла артиллерия Морозова, родственника Захарьиных. Его орудия прошибали стены, начались пожары, и город капитулировал. Русским досталась огромная казна, 450 пушек. В плен сдался и бывший магистр Фюрстенберг. Немецких
