Я заставила себя быть любезной с этим гнусным типом, чтобы сделать его нашим союзником. Даже не надевая чулок, потому что из-за жары я могла носить только легкие платья, собираясь в крепость, я натягивала на правую ногу круглую подвязку и подсовывала под нее аккуратно свернутую новенькую купюру. Как только мы оставались в предбаннике перед входом в камеры, он не успевал даже выразить желания, как я услужливо поднимала юбку, останавливаясь на границе дозволенного, и чтобы получить положенную ему плату за молчание, ему самому приходилось нагибаться. В первый раз он был не то чтобы ошеломлен, но достаточно поражен. Но потом привык. Однажды он даже настолько обнаглел, что сделал мне комплимент, разумеется, на свой манер:
– Знаете, если дела у вас не заладятся и вы решите заняться другим ремеслом, обратитесь ко мне. Мы с вами могли бы отлично работать на пару.
Я заметила, что у меня даже не возникло желания отвесить ему пощечину. Я пожала плечами и ответила, что там видно будет.
Мы живем в каком-то безумном мире. Неудивительно, что я тоже сошла с ума. В памяти моей от разумного остались лишь эти звуки лязганья засовов где-то в недрах острова посреди океана, открывающейся двери, ведущей в лучшие часы моей жизни, к лицу, голосу, коже, в общем, все то, что называется, хотя непонятно почему, безумием.
Первой, вопреки всем моим ожиданиям, на мой призыв откликнулась Эсмеральда. Она прислала мне телеграмму из Нью-Йорка, написанную по-французски:
Если Фредерик – это не кто иной, как Кристоф, я верю, что он совершил все преступления, в которых его обвиняют, естественно, кроме самого первого. Чистосердечно признаю, что имела с ним сексуальные отношения, единственно, стараясь сохранить душевное равновесие, и ни один из нас не может обвинять другого в изнасиловании. Если же он будет это утверждать под предлогом того, что в первые несколько раз я связала ему руки и ноги, то пусть ему отрубят голову. Обещаю открыть специальный счет в Первом Национальном банке, чтобы на его могилу дважды в неделю приносили цветы. Примите самые искренние заверения в моем почтении. Эсмеральда.
Когда я показала это послание его объекту, тот расхохотался.
На мои последующие расспросы он отвечал, как обычно:
– Прошу тебя, это было так давно, мне совсем не хочется говорить об этом.
Телеграмма от Йоко пришла второй. Она обещала послать длинное письмо и сообщала, что помолвлена с очень приятным инженером агрономии, с которым Фредерик-Кристоф тоже знаком, поскольку передал с ним сообщение для нее, когда он, японский солдат в плену в Бирма, и славный француз, и славная медсестра дают ему еду.
На этот счет Кристоф был слегка красноречивее, чем обычно, но мне нужно было дождаться весточки от Толедо, чтобы понять, что же произошло на самом деле.
Потом ко мне в контору пришло совсем бредовое письмо от Орла-или-Решки, которое Эвелин Андреи, хихикая, перевела мне по телефону, поскольку знает английский намного лучше моего. Одним словом, и это именно тот случай, страх, который бедняжка испытала при кораблекрушении «Пандоры», нарушил полностью ее обмен веществ, теперь она весила больше ста килограммов, это позволило ей сделать карьеру в женском кетче – особом виде профессиональной борьбы, очень популярной в США, но лишило ее привязанности обоих супругов, на которых она подала в суд, первый (Стокаммер) был ее законным мужем и подвергал психическому насилию, второй (Мэтью, актер) сбежал из их дома в Беверли-Хил с прислугой-негритянкой и утащил картину примитивиста Руссо, которая принадлежала ему только на треть. Кроме того, она обвиняет их, причем обоих, что они пристрастили ее к неумеренному потреблению алкоголя и половым извращениям, таким как оральный коитус, бичевание и содомия, и требовала, чтобы ей по закону в качестве возмещения ущерба присудили миллион долларов, выплатили треть стоимости картины и полностью – потерю прислуги, ну и еще там разные мелочи: замена фильтров в бассейне, охотничья фуражка – подарок то ли Паттона[34], то ли его ординарца на новый, 1943 год, а также полную оплату еженедельных сеансов психиатра, который помогает ей избавиться от провалов в памяти. Кстати, один из этих провалов поглотил Фредерика-Кристофа вместе с другими пассажирами, пассажирками и обломками «Пандоры». В любом случае я должна была это понять, что если что-то или кто-то из уцелевших в этой страшной катастрофе в один прекрасный день всплывет на поверхность ее памяти, то она оставляет за собой право поразмыслить, какую выгоду она сможет извлечь из своих воспоминаний. До сего дня она оставалась их единственной собственницей и, в случае, если я решу воспользоваться ее именем, она тоже станет угрожать мне судебным иском.
Я велела Эвелин бросить сочинения этой шизофренички в мусорную корзину.
Когда я пересказывала основные пассажи ее письма Кристофу, я видела, как он хмурится. Признаюсь, что вначале я решила – его мужское самолюбие не может вынести, что его былое завоевание так легко его забыла, пусть даже после кораблекрушения, но он прокомментировал таким образом:
– Я видел картину, о которой она говорит, на яхте, – это «Деревенская свадьба», там много зелени и мелких желтых цветочков. Заказали ее художнику с киностудии для фильма Шу-Шу «Глаза», история одной глухонемой. Если только таможенник Руссо не подвизался в Голливуде, у бедняжки действительно серьезные проблемы с головой.
Потом, выйдя из долгой задумчивости, сказал со смешком:
– Надо же, кетчистка! Именно такое впечатление она производила, когда запирала меня с собой заодно в ее каюте!
Я как следует его двинула, но по весу я вдвое уступаю Орлу-или-Решке, поэтому он быстро со мной разобрался.
В первых числах августа я стала получать свидетельские показания, которые должны будут прочитать в начале заседания, если все пойдет, как я задумала.
Прежде всего я ознакомилось с эпизодом, связанным с Каролиной, изложенном в длинном письме на листках из школьной тетради, элегантным, хотя и слегка угловатым готическим почерком: буквы, выведенные с нажимом или совсем легким штрихом, выдавали привычку пользоваться перьями «Сержан-Мажор». Почти не было помарок, преподавательница явно следовала собственной учебной методике – сначала писать план и пользоваться черновиком. Про стиль говорить ничего не буду, я сама редко прибегаю к несовершенному прошедшему сослагательного наклонения, но, как я уже замечала, от лицемерия этого ангела добродетели меня часто просто трясет.
Как бы то ни было, теперь у нее новая благородная профессия стюардессы, и ее письмо было отправлено из Стокгольма. Такие неожиданности преподносит война.
Белинда, которая давно уже не живет по адресу, куда мы ей написали, была найдена моей пчелкой в парижском кабаре «Четыре флага» на улице Веселья, где между двумя исполнениями буги-вуги квинтетом студентов она показывала номер, принесший ей некоторый успех в последние дни существования «Червонной дамы».
