Иерусалима, каждый из нас достоин быть воспетым в балладах, каждый из нас достоин слез любимых. Поэтому мы назовем эту крепость крепостью Святого Георгия!
– Ты всегда умел красиво говорить, Штернберг. – Кассель хлопнул графа по плечу. – Теперь сойди вниз и скажи это каждому рыцарю.
– Ты прав, Кассель! Так и поступим.
Штернберг спустился вниз и хотел созвать всех во двор, но тут к нему подбежал один из его рыцарей с расширенными от ужаса глазами.
– Что случилось, Бертольд?
– Господин граф, вы спустились с башни, разве вы не видели?
– Что не видел? Да говори ты толком!
– Сарацины! Они прибывают!
– Что?! – Штернберг рванулся с места и в мгновение ока вбежал по лестнице на стену к двум другим дозорным.
С востока надвигались отряды конных сарацин. В том, что это были именно они, сомнений не возникало, ибо христиане не могли появиться со стороны, контролируемой султаном. Видимо, они появились только что, поэтому граф с башни их не видел. Вскоре можно было почти с точностью сказать, что их не менее двух сотен. Арабы, раскинувшиеся лагерем перед крепостью, возрадовались и возблагодарили Аллаха, посмеиваясь над осажденными.
С тяжелым сердцем сошел Штернберг со стены. Новоприбывшие сарацины, вопреки слабым надеждам графа, не промчались мимо, а остановились перед крепостью. Видимо, это был один отряд, разделенный надвое по каким-то своим причинам, а возможно, и те разбойники, которых граф убил накануне, тоже были из этого отряда.
Штернберг понимал, что ему надо что-то сказать рыцарям, как-то подбодрить их, но слов не находил. У пересохшего колодца собрались все двадцать человек, исключая двух, стоящих в дозоре на стенах. Лица рыцарей были мрачны. Они ждали слов Штернберга, хотя для большинства они были уже не важны. Все и так было понятно.
– Господа! – начал граф, тяжело вздохнув. – Положение наше изменилось и в худшую сторону. Сарацин – около трехсот, а это значит, что даже если и подойдут наши копейщики, шансы спастись у нас невелики. Если сказать честно, то я не знаю, что сейчас можно предпринять! На мой взгляд, можно только достойно умереть, забрав с собой побольше врагов. Не думайте, что для меня это просто и я готов с легкостью умереть. Нет! Я, так же как и все вы здесь, хочу жить, и, может быть, теперь даже больше, чем вы! Не в этом дело. Думаю, что крепость эта, которую я предлагаю назвать крепостью Святого Георгия, и наше заточение в ней без воды и надежды на спасение есть промысел Божий. Испытание нашей веры, нашей доблести. Буду откровенен, вы здесь потому, что я предложил вам остаться, отвлекая на себя внимание врага и спасая девушку, которую люблю. Своим поступком я лишил вас жизни, возможности покорить Иерусалим, вернуться домой к женам и детям. Простите меня, если просьба о прощении вообще уместна в такую минуту. Простите меня, всем сердцем прошу вас. Если же нет, выдайте меня арабам, быть может, это поможет вам спастись, я не буду сопротивляться! И все же повторюсь – я думаю, что те обстоятельства, приведшие вас сюда спасать меня и мой поступок, повлекший наше бедственное положение, часть замысла Всевышнего! Пути Господни неисповедимы! Если кто считает, что своими словами я просто оправдываю свою роковую ошибку, прикрываясь именем Господа, тот пусть скажет об этом, а лучше всего убьет меня, ибо мне нечем больше оправдаться перед вами, друзья мои.
Штернберг вынул меч из ножен и бросил перед собой. В глазах его стояли слезы. Рыцари молчали. Никто не хотел поднять меч, убить или выдать Штернберга арабам. Вперед выступил Эйснер.
– Граф, не стоит так горячиться. Давай попробуем сделать вот что.
Арабский командир Юсуф Аль-Азис ибн Аббас, посланный султаном Аль-Адилем на разведку к владениям крестоносцев и возглавлявший отряд из трехсот всадников, не спеша прохаживался около шатра, поставленного напротив ворот крепости. Он сильно устал и хотел отдохнуть, но одна мысль не давала ему покоя – как там его беременная жена. Уже много месяцев командир не был дома, и сейчас, по его расчетам, у него вот-вот должен был родиться пятый ребенок. Ребенок от любимой жены – восемнадцатилетней Фатимы. Остальные четверо родились от других жен обширного гарема, и все были девочки. Юсуф Аль-Азис ибн Аббас жаждал сына. Ему самому было всего тридцать лет, и половину из них он провел в войне с неверными. Беспрерывные войны наскучили ему. Командир с детства имел тягу к астрономии, математике, медицине, неплохо сочинял стихи. Он мечтал оставить военную службу, удалиться в свое имение, заняться любимым делом и воспитывать сыновей, а их он загадал не менее четырех.
И вот теперь новое поручение султана – выяснить, как обстоят дела с боеспособностью христианской армии, много ли из ее рядов вернулось на родину и много ли вновь прибывших, высылают ли крестоносцы дозоры и патрули, что думает местное население, готово ли оно восстать по первому зову. Таких отрядов, как у Юсуфа, султан послал несколько, стремясь собрать как можно более полноценную и правдивую информацию. Отдельные мелкие группы переодевались торговцами, рыбаками, разбойниками. Как раз десять арабов, изображающих разбойников, имевших цель захватить языка, и были порублены графом фон Штернбергом.
Командир Юсуф смотрел на закатное небо, и блики заходящего солнца, словно огнем, играли на его кольчуге и шлеме. Он улыбнулся в тонкие усики, представляя, как будет держать на руках маленького Аббаса – так, в честь своего отца, он решил назвать своего сына. Мысли и переживания командира прервали двое арабов, подбежавшие к нему.
– Что случилось? – спросил Юсуф Аль-Азис.
– Господин, посмотрите на ворота крепости! Там неверные собаки спускают кого-то из своих по веревкам!
Командир нахмурил брови и, повернувшись, посмотрел на ворота. Там действительно по веревке спускали человека. Только одет он был не как рыцарь, а скорее, наоборот, как араб. В просторных белых одеждах, безоружный, лысый, маленький, он заинтересовал собой Юсуфа и весь арабский отряд. Человек спускался по веревке, привязанной к зубцу стены. Несколько арабов натянули луки, но Юсуф движением руки остановил их. Он хотел знать, кто этот смельчак.
Наконец человек спустился и, посылая проклятия засевшим в крепости крестоносцам, побежал к шатру арабского командира. Его встретили подозрительно и наставили на него копья. Юсуф Аль-Азис увидел, что перед ним такой же араб, как и он сам. Затравленный, злой на весь христианский мир маленький лысый человек упал перед командиром на колени и заплакал.
– Великий эмир! – рыдал человек. – Не вели казнить своего верного слугу! Выслушай меня! Аллах тебя вознаградит!
– Говори! – сурово сказал Юсуф Аль-Азис.
– Проклятые христианские дьяволы отпустили меня потому, что
