что ты там сопишь? Не держи в себе.
- Да я-то что? – прогудел Грыбан. – Я ничего. Ты ведь знаешь, я тебя в любом деле поддержу.
Зархад злобно уставился на приятеля.
- Вот, значит, как, - процедил он сквозь зубы. – Решил, значит, такую тактику избрать. Намеками да упреками заживо меня сгрызть. Не ждал я от тебя этого, брат. Не ждал, но дождался.
- Да какая еще тактика? – удивился Зархад. – Я же от чистого сердца, а не с целью покритиковать. Ты, брат, умен, о том и речи нет. Читать умеешь. Ну, ты так говорил, что умеешь. А я и верю. Не будет же мне брат в глаза брехать, что грамотей.
- Ты прекращай уже языком по заднице елозить! – потребовал Зархад. – Скажи прямо, а не юли. За правду не бьют.
- Шутишь что ли? – удивился Зархад. – С каких же это пор?
- Говори-говори. Все как есть.
- Ну, раз уж ты так настаиваешь, раз просто требуешь, то скажу, - произнес Грыбан с таким видом, будто делал приятелю огромное одолжение.
- Да ты уж давай, ты уж выкладывай, - поторопил его Зархад.
- А я и говорю, - продолжил Грыбан. - Не в обиду будет сказано, да только очень уж ты, иной раз, увлекаешься. Несет тебя, брат. Понимаешь?
- Вот тут ты, свояк, врешь, - уличил его Зархад. - Со мной такое если и случается, то редко. Да и много ли от того вреда?
- Как сказать, - протянул Грыбан. - Вот взять, хотя бы, этот раз....
Зархад гневно сплюнул на землю, вскочил на ноги и принялся расхаживать из стороны в сторону.
- Вот так и знал, что ты мне теперь всю оставшуюся жизнь напоминать будешь! - выпалил он, грозя свояку пальцем. - Вот как чувствовал, что тут-то и вылезет твоя гнилая натура. Нет бы, проявить тактичность, сделать вид, что ничего не было. Нет! Это не про тебя! Ты ведь жив не будешь, если своего лучшего друга упреками не изведешь.
- Да ведь я еще ничего не сказал, - опешил Грыбан.
- А мне и так все ясно, - отрезал Зархад.
- Но ведь ты сам просил говорить начистоту.
- А ты и рад, да? Тебе только дай волю. Небось, спишь и видишь, как бы своего лучшего друга критикой осыпать.
- Брат, я даже в мыслях того не имел! - выпалил Грыбан, ударяя себя кулаком в грудь. - Ты меня знаешь. Я лучше язык себе откушу, чем тебе плохое слово адресую. Вот поймают меня паладины, да скажут: либо смерть лютая, либо обругай брата Зархада последними словами. А я им, знаешь, что скажу? Вот знаешь?
- Ну? – без особого желания спросил Зархад.
- Я им скажу - убивайте Грыбана, мучьте, пытайте вдоволь - не услышите вы от него ни одного плохого слова в адрес брата его и лучшего друга Зархада. Вот так я сажу. А если что и проскакивает, так то не критика, то добрые советы. Я ведь из лучших побуждений....
- Да иди ты со своими побуждениями! - беззлобно бросил ему Зархад и отвернулся от собеседника, уставившись на серое пространство нейтральной полосы.
Его злили не столько упреки Грыбана, сколько их обоснованность. Вот что цепляло за живое. Свояк, как ни крути, был в чем-то прав. Фактически, во всем. Зархад всегда знал за собой грешок несдержанности, но в этот раз он точно перегнул палку. В этот раз его несдержанность имела все шансы выйти боком.
А ведь ничто не предвещало беды. И когда они вчерашним утром покинули крепость и отправились в путь, оба и подумать не могли, что это путешествие может обернуться крупными неприятностями.
С тех пор, как армия Ангдэзии оккупировала родину гоблинов - большой остров в южном море, те из них, кто уцелел в долгой партизанской войне с паладинами, вынуждены были бежать на материк. На материке им тоже были не рады. Тот был строго поделен на две части. На западе раскинулось королевство добра, где гоблины считались монстрами и целенаправленно уничтожались. Восточную часть материка занимала империя Кранг-дан, злодейская держава. Но и там гоблинам не было места. Злодеи либо убивали их, либо ловили, заковывали в цепи, и отправляли на каменоломни.
Изгнанному с родной земли народу не осталось иного выбора, кроме как осесть на нейтральной полосе. Это был участок ничейной земли, разделивший Ангдэзию и Кранг-дан. Место это было гиблое и суровое, практически лишенное растительности и населенное всякими недобрыми тварями, от плотоядных монстров до лезущей из гробниц нежити. Жизнь на этой земле была тяжела и опасна, но в мире не осталось для гоблинов иного места. Остальные земли были заняты, а на то, чтобы отбить себе какой-нибудь милый островок или клочок плодородной, цветущей жизнью, земли, у гоблинов уже не осталось сил. После войны с паладинами и переселения на нейтральную полосу их популяция заметно сократилась. К тому же гоблины никогда не славились сплоченностью, жили разрозненными племенами, непрерывно враждующими между собой. В основном именно по этой причине войска Ангдэзии и сумели так легко разгромить их и изгнать с родной земли. Но гоблины не вынесли из случившегося никаких уроков. Как и прежде, они предпочитали проживать небольшими группами, и враждовать промеж собой. А когда кто-то из них все же заикался о необходимости объединения и сплоченной борьбы за светлое будущее, этого умника тотчас же тыкали инициативным носом да в древнее предание, изустно передававшееся среди гоблинов сотни лет. То было дошедшее из пучины минувших эпох пророчество, гласящее, что однажды явится великий вождь, объединит под своей властью всех гоблинов, и отведет их народ в прекрасную страну, полную вкусного мяса, сочных фруктов и свежей водицы. Вера в миссию передавалась из поколения в поколение, и была столь сильна, что гоблины даже не пытались почесаться самостоятельно и предпринять какие-то шаги к объединению и завоеванию пригодных для жизни земель. Они предпочитали спокойно ждать пришествие великого вождя, которого величали - Гоб-гулыб, что значило - властелин гоблинов.
В отсутствие Гоб-гулыба среди гоблинов царила анархия. Внутри небольших племен все споры решали вожди, а если возникали межплеменные распри, их разрешали либо войной, либо путем обращения к Гоб-нулу - гоблину-наместнику. То была избираемая должность, на которую обычно претендовали самые сильные и наглые представители народа. Нынешнего Гоб-нула звали Грысак, и он являл собой само воплощение силы и наглости.
