— Глядите, профессор. А… вот, он входит… Господи, как хорошо! Видели, профессор? Представь Нору… Представь!
— Пожалуйста, — сказал Томас.
— Дикий трах, — заплетающимся языком произнесла Сэм. — О боже, — она неожиданно засмеялась, — я, кажется, скоро кончу. Смотри на меня, профессор. Смотри, м-м-м-м…
Текущая по лицу кровь превратилась в кислоту. Глаза буквально вопили от боли, и все же Томас не мог оторвать их от похожей на жидкую глину мешанины света и тени, дергавшейся перед ним. Сэм вскрикнула, это был первобытный вопль, предназначенный для первобытного слуха, затем все вдруг застыло, кроме трепета изболевшихся век.
— Круто, — задыхаясь, вымолвила Сэм. — Ну, трахни меня еще… Видели? Вот кто настоящий мужик. Чего удивляться, что Норе все было мало! — На мгновение Томасу показалось, что он видит ее, она смотрела вверх, в потолок. — Да… Кажется, я еще раз… Сколько раз, говоришь, твоя жена рассказывала, она кончала? Три? Четыре? Что вы там сказали, профессор? Хотите на меня еще полюбоваться?
— Нет.
— Конечно хотите, — рассмеялась она, — Я вижу вашу эрекцию! Парни слишком закомплексованы. Секс и насилие. Когда входишь — это же самый смак. Ужас против фантазии, и фантазия побеждает! Боже, даже у Джерарда был такой…
Еще выстрел.
Кровь хлестала потоком, он почти ничего не видел. Почти ничем не отличаясь от осенних переплетенных ветвей, Сэм и Нейл стали раскачиваться снова. Стул треснул.
— Вот это трах, — пробормотала Сэм. — Во мне все дрожит! Чего удивляться, что среди мужиков столько насильников…
Хотя Томас и не видел ее, она превратилась для него в Синтию Повски, закусившую нижнюю губу.
— Но это не одно и то же, да? То есть я хочу сказать, что, будь я парнем, а вы цыпочками, то получилось бы еще круче, да? Столько было б шума…
Перед Томасом появился овал, похожий на исходящий из-подо льда свет, и он понял, что Сэм смотрит на него. Взгляд был безучастный, отсутствующий, как у человека в летаргическом сне.
— Может, когда я начну с ножами… — сказала она.
Тени под вдовьей вуалью. Напряженное дыхание, контрапункт мужчины и женщины, вписанный в скрип половиц.
— И все-таки, — выдохнула она, — это невероятный трах… — Ее голос сочился наслаждением, она часто дышала. — То есть раньше… я была… ну, не скромницей… но… как все. Дела вроде… убийства или… или когда… когда кого-нибудь… насилуют… меня шокировали. Я чувствовала… себя… такой виноватой… что… не могла пройти мимо… хотя бы одной… вонючей задницы и не полезть в сумочку! Я просто… была не создана для такой работы. А хотела ее получить. Страшно хотела. Стать Ларой Крофт.[51]Только реальной… Я хотела быть сильной!
Половицы жалобно поскрипывали под раскачивающимися телами.
— Помню… это было так странно. После операции… я очнулась… и вдруг мне на все стало плевать, не то чтобы мне хотелось забиться куда-нибудь, как… побитой собаке… нет, я… могла действительно глубоко вздохнуть, понимаете? Как в начале весны… или когда первый раз нюхаешь кокаин. И тут я поняла: люди… Моей проблемой были люди. Я ложилась спать, беспокоясь о людях… шла на работу, беспокоясь о людях, — даже в этом сраном душе беспокоилась! Я думала… почему, что, кому скажу… Почему эта сучка так на меня посмотрела?.. Или… А что, если Том скажет Дику… что я трахалась с Гарри? От всего этого хотелось забиться в угол. Заламывать руки. Не дышать. Так ужасно я обо всех и обо всем заботилась… Но теперь… хм. Теперь все… — Бледные линии стали проступать в столпотворении теней, и Сэм вскрикнула. — Что сказать? — продолжала она, словно пытаясь вспомнить свой слюнявый лепет. — Что-то надвигается, профессор… Что-то.
Единственное, что он сейчас видел, были образы боли, стекающей, капающей крови, распухшая бровь едва не касалась щеки. И все же словно какая-то огромная ладонь отвернула его голову, прижав виском к стене, чтобы не видеть, не слышать творящегося перед ним ужаса, столь очевидного и отдающегося у него в ушах. Сэм. Сэм.
Поскрипывание прекратилось.
— Вы уже на подходе, док? — по-матерински нежно проворковала она. — Почему… вы все… такие хорошенькие, когда кончаете? Совсем как маленькие нищие.
Раздался негромкий хлюпающий звук, который не могло заглушить даже слитно звучавшее дыхание трех человек.
— Есть способ… получить это… ты знаешь. Просто скажи… скажи мне… где ты припрятал данные…
Ее голос звучал как потревоженная струна.
— Просто… скажи… мне…
Томас снова заморгал, стараясь избавиться от крови, замутившей взгляд. Сэм была… Сэм была…
— Никогда, — прохрипел Нейл.
Снова выстрел. Странный звук вырвался у него из груди. Крик? Влажное хлюпанье не прекращалось.
— Ты… — пробормотала Сэм. — Ты уве-е-е-е-рен?
— А ты решила, — голос у Нейла был как у пьяного, — что трахаться со мной тебе поможет?
Он говорил, прерывисто сглатывая.
Хлюпанье прекратилось. В тишине было слышно только тяжелое дыхание.
— Маккензи, — сказала Сэм, как спринтер, который после забега никак не может унять дрожь в голосе, — это все идея Маккензи. Ты так рисковал, трахаясь с женой профессора… Он решил, что все твои выкрутасы могли сделать твои исполнительные функции особенно подверженными сексуальной стимуляции… Вот я и подумала, что за черт… — Она рассмеялась, и снова послышался хлюпающий звук, только на этот раз более учащенный, неистовый. — Но… м-м-м-м… я и представить себе не могла, что это будет так… сладко.
Томас слепо уставился перед собой.
— Ты сама вынесла себе приговор, — хрипло произнес Нейл. — Пойми. Всякий невропат, вовлеченный в сексуальное насилие, становится похож на серийного убийцу. Они попадают в нечто вроде навязчивого порочного круга. Однажды попробовав, уже не могут остановиться…
— Порог компенсации? — спросила Сэм.
— Точно. При возрастании объема процесс становится необратим.
— Прекрати морочить мне голову…
Треск выстрела. И вновь заскрипели половицы, вновь прорезался чудовищный узор, сотканный из белой женской кожи, одежды и теней цвета индиго, и все это было пронизано волокнами отраженного света.
— Смотри, — услышал Томас сосредоточенный шепот Сэм, — сейчас я… застрелю его… Застрелю, когда он будет кончать… Сплавлю его, сплавлю на тот свет…
— Джесс… — У Нейла был голос безумца, захлебывающегося собственной слизью.
— Смотри, профессор… Он отключил страх… Но он все равно кончит… — Ее хохоток сменился мужским рыком. — Даже с пистолетом во рту.
