class="v">Кто эпиграммами, как я,
Стреляет в куликов журнальных.
Строфа XXXVII.9 Последние два стиха этой строфы и строфа XXXVIII имеются в беловой рукописи:
И одевался – только вряд
Вы носите такой наряд.
Носил он русскую рубашку,
Платок шелковый кушаком,
Армяк татарский нараспашку
И шляпу с кровлею, как дом
Подвижный. Сим убором чудным,
Безнравственным и безрассудным,
Была весьма огорчена
Псковская дама Дурина,
А с ней Мизинчиков. Евгений,
Быть может, толки презирал,
А вероятно, их не знал,
Но всё ж своих обыкновений
Не изменил в угоду им,
За что был ближним нестерпим.
Строфа XLI. В рукописи имеется примечание к стиху «Несется в гору во весь дух»:
Критиковали меру этого стиха, несправедливо: u-u-uuu – одно из изменений четырехстопного ямбического стиха, впрочем довольно однообразного.
И после во весь путь молчал.
u-uuu-u–
ГЛАВА V
Строфа XXX первоначально оканчивалась описанием обморока Татьяны:
Она приветствий двух гостей
Не слышит, слезы из очей
Хотят уж хлынуть; вдруг упала
Бедняжка в обморок; тотчас
Ее выносят; суетясь,
Толпа гостей залепетала.
Все на Онегина глядят,
Как бы во всем его винят.
Строфы XXXVII и XXXVIII были напечатаны в первом издании главы:
XXXVII
В пирах готов я непослушно
С твоим бороться божеством;
Но, признаюсь великодушно,
Ты победил меня в другом:
Твои свирепые герои,
Твои неправильные бои,
Твоя Киприда, твой Зевес
Большой имеют перевес
Перед Онегиным холодным,
Пред сонной скукою полей,
Перед Истоминой моей,
Пред нашим воспитаньем модным;
Но Таня (присягну) милей
Елены пакостной твоей.
XXXVIII
Никто и спорить тут не станет.
Хоть за Елену Менелай
Сто лет еще не перестанет
Казнить Фригийский бедный край,
Хоть вкруг почтенного Приама
Собранье стариков Пергама,
Ее завидя, вновь решит:
Прав Менелай и прав Парид.
Что ж до сражений, то немного
Я попрошу вас подождать:
Извольте далее читать;
Начала не судите строго;
Сраженье будет. Не солгу,
Честное слово дать могу.
Строфа XLIII имеется в беловой рукописи. В первом издании она появилась без первых четырех стихов:
Как гонит бич в песку манежном
По корде резвых кобылиц,
Мужчины в округе мятежном
Погнали, дернули девиц.
Подковы, шпоры Петушкова
(Канцеляриста отставного)
Стучат; Буянова каблук
Так и ломает пол вокруг;
Треск, топот, грохот – по порядку:
Чем дальше в лес, тем больше дров;
Теперь пошло на молодцов:
Пустились, только не в присядку,
Ах! легче, легче: каблуки
Отдавят дамские носки!
ГЛАВА VI
Строфы XV и XVI10, пропущенные Пушкиным, сохранились в копии:
XV
Да, да, ведь ревности припадка –
Болезнь, так точно как чума,
Как черный сплин, как лихорадка,
Как повреждение ума.
Она горячкой пламенеет,
Она свой жар, свой бред имеет,
Сны злые, призраки свои.
Помилуй бог, друзья мои!
Мучительней нет в мире казни
Ее терзаний роковых.
Поверьте мне: кто вынес их,
Тот уж конечно без боязни
Взойдет на пламенный костер
Иль шею склонит под топор.
XVI
Я не хочу пустой укорой
Могилы возмущать покой;
Тебя уж нет, о ты, которой
Я в бурях жизни молодой
Обязан опытом ужасным
И рая мигом сладострастным.
Как учат слабое дитя,
Ты душу нежную, мутя,
Учила горести глубокой.
Ты негой волновала кровь,
Ты воспаляла в ней любовь
И пламя ревности жестокой;
Но он прошел, сей тяжкий день:
Почий, мучительная тень!
Строфа XXXIV11. Вероятно, к этому месту главы относятся две черновые строфы, сохранившиеся в бумагах Пушкина:
В сраженье смелым быть похвально,
Но кто не смел в наш храбрый век?
Всё дерзко бьется, лжет нахально;
Герой, будь прежде человек.
Чувствительность бывала в моде
И в нашей северной природе.
Когда горящая картечь
Главу сорвет у друга с плеч,
Плачь, воин, не стыдись, плачь вольно:
И Кесарь слезы проливал12,
Когда он друга смерть узнал,
И сам был ранен очень больно
(Не помню где, не помню как);
Он был, конечно, не дурак.
Но плакать и без раны можно
О друге, если был он мил,
Нас не дразнил неосторожно
И нашим прихотям служил.
Но если жница роковая,
Окровавленная, слепая,
В огне, в дыму – в глазах отца
Сразит залетного птенца!
О страх! о горькое мгновенье!
О Строганов, когда твой сын
Упал, сражен, и ты один,
Забыл ты славу и сраженье
И предал славе ты чужой
Успех, ободренный тобой.
Как мрачный стон, как гроба холод…
. . . . . . . . . .
Строфа XXXVIII известна по сохранившейся копии, в которой недостает двух заключительных стихов:
Исполня жизнь свою отравой,
Не сделав многого добра,
Увы, он мог бессмертной славой
Газет наполнить нумера.
Уча людей, мороча братий,
При громе плесков иль проклятий,
Он совершить мог грозный путь,
Дабы последний раз дохнуть
В виду торжественных трофеев,
Как наш Кутузов иль Нельсон,
Иль в ссылке, как Наполеон,
Иль быть повешен, как Рылеев.
. . . . . . . . . .
. . . . . . . . . .
ГЛАВА VII
Строфы VII и IX, пропущенные в печати, имеются в черновой рукописи:
VIII
Но раз вечернею порою
Одна из дев сюда пришла.
Казалось, тяжкою
