— Вас долго держали связанной? — спросил он.
К своему стыду, он не спросил ее об этом раньше и не торопился развязывать, когда она сама попросила.
— Нет-нет. Впрочем, не знаю. Кажется, не очень долго, — ответила Пенелопа. Она начала замечать весьма тревожные симптомы — ни руки, ни ноги ее не слушались. — Где моя одежда? Я думаю, что мне надо поскорее одеться. То мерзкое зелье, которое миссис Крэтчитт влила мне в горло… Мне сейчас от него плохо. Думаю, что скоро мне станет совсем плохо. Боюсь, что скоро я потеряю сознание. Очень скоро.
Эштон выругался и услышал, что Артемис последовал его примеру.
— Я принесу ей одежду, — пробормотал виконт. Он обвел взглядом комнату и увидел стопку одежды на полу у самой двери. — Убери пистолет, — сказал он Артемису, раскладывая одежду Пенелопы на кровати. — Тебе понадобится помощь, один ты ее одеть не сможешь. — Эштон вздохнул, увидев колебание юноши. — Я и так уже видел все, что мог, так что переживать из-за этого немного поздновато. И у меня нет никакого желания брать женщину, которую пришлось опоить наркотиками, чтобы она разделила со мной постель.
— Немного поздновато? — переспросил Артемис. — Насколько поздно?
Эштон не мог припомнить никого из своих знакомых, кто мог бы вложить в свои слова столько гнева и ярости.
— Поздновато, но совсем не поздно, — ответил Эштон и облегченно вздохнул, когда юноша убрал пистолет и подошел, чтобы помочь ему одеть Пенелопу.
— Но так я буду совсем голой! — возмутилась Пенелопа, когда брат с Эштоном начали снимать с нее тонкую рубашку, надетую по приказу миссис Крэтчитт.
— Ты и сейчас все равно, что голая, — пробормотал Артемис и, нахмурившись, посмотрел сестре в глаза: — Тебе дали какое-то зелье?
— Миссис Крэтчитт влила мне что-то в горло. Оно на какое-то время сделало меня очень спокойной, готовой принять свою судьбу. А теперь сильно кружится голова и подташнивает. Как вы меня нашли?
— Пол выбрался из дома и какое-то время крался следом за тобой. Он увидел, как тебя схватили, прибежал домой и рассказал обо всем мне. А я уже и так почувствовал — что-то случилось, потому был готов сразу же отправиться за тобой.
— Я ужасно напугалась…
— Да, знаю. — Артемис ласково погладил сестру по волосам. — Мы еще порасспрашивали кое-кого и смогли выйти на твой след. Ну а потом… Потом зажегся фонарь, и свет его привел нас в этот дом и в эту комнату. Мне не пришлось долго рыскать, чтобы найти тебя. Скажи, а то зелье… Тебе из-за него не по себе, верно?
— Очень не по себе. К тому же этот дом очень скорбное место, оно полнится тяжелыми чувствами и разгневанными духами. Кто-то умер на этой кровати, — добавила Пенелопа печально. — Ах, бедная Фейт…
— О чем вы говорите? — спросил Эштон, опасливо поглядывая то на брата, то на сестру.
Виконт не вполне понимал, о чем они говорили, но то, что все-таки понял, заставляло его чувствовать себя крайне неуютно.
— О, вы все еще голый, — пробормотала Пенелопа, не в силах удержаться от того, чтобы полюбоваться им напоследок. «Он так красив…» — подумала она со вздохом.
— Я могу теперь закончить и без посторонней помощи, — сказал Артемис и бросил на Эштона злобный взгляд. — Одевайтесь. Мальчики, смотрите за ним в оба.
Виконт пошел туда, где была сложена его одежда. Покосившись на мальчиков, которым было приказано присматривать за ним, он стал поспешно одеваться. И спешил он вовсе не потому, что так уж боялся этих мальчишек. Просто ему было крайне неловко…
То немногое, что Эштон понял из разговора Пенелопы и ее брата, заставило его с усмешкой покачать головой. Похоже, они и впрямь верили в свою способность чувствовать и видеть то, что другие люди чувствовать и видеть не могли. Они даже верили, что могут улавливать витающие в воздухе эмоции и беседовать с мертвыми. Похоже, Пенелопа говорила о призраке по имени Фейт — говорила так, словно то была не галлюцинация, вызванная наркотическим зельем миссис Крэтчитт, а ее добрая знакомая. Эштон задался вопросом, а не принадлежат ли все пятеро к многочисленному племени мошенников и шарлатанов, что дурачат простаков и вымогают у них деньги, заявляя, что якобы способны общаться с мертвыми и предсказывать будущее.
Но если так, то тогда понятно, почему у них такая правильная речь и почему они ведут себя как люди знатного происхождения. Подобные мошенники, в отличие от цыган на ярмарках, с простолюдинами не связываются. Их клиентками чаще всего бывают знатные дамы, которые принимают «провидцев» в своих салонах. Шарлатаны часто придумывают себе аристократические титулы для пущей убедительности и порой держатся так, что никому и в голову не придет заподозрить в них обычных вымогателей.
Эштон хмурился, завязывая шейный платок под пристальными взглядами мальчишек. Может, игра еще не окончена? Может, они готовят для него ловушку? Может, они даже попытаются потребовать, чтобы он женился на девушке, которую якобы обесчестил?
Тоненький голосок у него в голове нашептывал, что не такая уж это была бы неприятность, но Эштон приказал этому голосу немедленно замолчать. В нем говорила похоть, только и всего. Он не мог жениться на ком попало, во всяком случае не на девушке, чья родословная и чья добродетель вызывали серьезные сомнения, пусть даже он находил эту девушку хорошенькой и желанной. У него был определенный долг, обусловленный его титулом, — долг перед будущими поколениями и перед своей семьей. Лорд Радмур должен был жениться на женщине из высшего общества. Он также должен был взять приданое, и приданое богатое, которое помогло бы залатать дыры в бюджете его семьи. Ему было неприятно даже себе самому сознаваться в том, что он с радостью отбросил бы все соображения, касавшиеся чистоты крови, если бы эта девушка с широко распахнутыми глазами была богата. Впрочем, в какой-то степени он уже пошел на то, чтобы поступиться чистотой крови своей избранницы. Ведь титул баронета, который носил брат Клариссы, был дарован всего лишь его деду, а до этого их семья никакого отношения к аристократии не имела, то есть считалась просто «весьма приличной», как принято говорить о подобных случаях.
И тут Эштон вдруг поймал себя на том, что боится. Боится того, что стал рабом своих страстей — как и его отец. Быстро натянув сапоги, он решительно покачал головой, стараясь избавиться от этого страха. Нет-нет, минутное безумие вовсе не делало из него ненасытного сатира, коим был его отец. К тому же он прекрасно знал, что никогда не сможет обращаться со своей избранницей так, как его отец обращался с его матерью. Он также не смог бы оставить жену и детей почти без средств лишь ради того, чтобы утолять свои неуемные страсти. Следовательно, ему не надо бояться, что он превращается в отца. Иначе этот страх может высосать из него все жизненные силы.
«А что, если бы я сказала вам, что я дочь маркиза?» — эхом прозвучали в его ушах слова Пенелопы, и он вздрогнул и замер на мгновение.
Но если так, если эта девушка действительно дочь маркиза, то ее родословная более чем приемлема для него. Эштон вздохнул и мысленно выругался, решив, что просто хватается за соломинку — лишь бы не связывать себя браком с красивой, но холодной Клариссой. И даже если Пенелопа сказала правду, все равно она не настолько богата, чтобы устроить его в качестве жены. Ее наряд служил тому доказательством. Симпатичное платье, но не самого высокого качества. Да и одежда мальчиков не говорила о большом достатке. И все же его мучил один и тот же вопрос: кто они, эти люди?
