Секретарь горкома — седой высокий мужчина в очках — прочитал короткую речь, потом на холмик у могилы вскочил начальник рыбинспекции — Цаххан Алиев. Плоское, с мелкими оспинками, лицо его горело:
— Пусть дрожит земля под ногами у подлых нарушителей закона, опять поднявших руку на человека! Сначала на Саттара Аббасова, теперь — на Сергея…
Алиев оказался искусным оратором. Он отказался от призыва к возмездию и посвятил своё выступление благородным задачам охраны.
— …Только за первый квартал коллектив районной инспекции, душой которой был Сергей, изъял десятки километров красноловных сетей, калад, этих варварских средств пиратского лова… Пятьсот сорок рыб осетровых пород на сумму свыше ста тысяч рублей… Спи спокойно, наш дорогой товарищ! — закончил он. — Дело, за которое ты отдал свою жизнь, мы доведём до конца…
Всего выступило несколько человек. Мне запомнилось короткое слово директора заповедника — широкоплечего, высокого здоровяка, опиравшегося на костыли:
— …Серёжа охранял всё живое, не только рыб. Неуклюжая безобидная птица качкалдак потеряла одного из самых верных своих защитников… Я как-то сказал Серёже: «По дороге, из машины, я насчитал на километр всего сто сорок птиц! Куда мы идём?..» Он только положил руку мне на плечо… Прощай, Серёжа… — В конце он расплакался.
Жена Пухова — русая, в чёрном плаще с чёрной косынкой, — тихо всхлипывала, словно отплакала своё и не хотела никого обременять созерцанием её слёз. Одной рукой она теребила мокрый платок, другую не отрывала от руки мальчика лет шести — чисто и скромно одетого. На лице мальчика было полное непонимание происходящего, а ещё желание делать всё, как хотят старшие. Из него уже сейчас рос хороший помощник, я видел это по тому, как он, в свою очередь, держал за руку маленькую сестру и следил за ней. Может, это помогло мне лучше представить самого убитого, а главное, понять его существенную черту — надёжность, самый редкий и ценный дар в человеке.
Я оглянулся на своих. Следователь Гусейн Ниязов — он прибежал на кладбище прямо с парома, поручив младшую девочку жене, — стоял, ничего не видя, погружённый в себя. О чём он думал? Отцовские и супружеские обязанности цепко держали его и на кладбище.
Милицейские сняли фуражки, стояли «вольно», в любую минуту готовые к приказу недремлющего, величественного Эдика Агаева.
Мой толстый молодой помощник Бала виновато улыбнулся мне одними губами; тяжёлый, из твида, модный пиджак вздымался горбом на его животе.
По знаку секретаря горкома подполковник Агаев расставил своих карабинеров, негромко отдал команду. Сухой треск выстрелов согнал несколько птиц с окрестных памятников. Я машинально посчитал. Директор заповедника назвал точную цифру — птиц было именно четырнадцать на сто метров.
Тут же, мгновенно, оркестр перешёл на бодрый марш. Ритуал похорон был давно отлажен. Мужчины забросали могилу землёй. Вдова Пухова, его дети, большинство присутствующих бросили по нескольку комьев земли. Я тоже подошёл.
— Вы не поедете на поминки? — В мою сторону повернулось добродушное русопатое лицо одышливого Буракова.
— Некогда. Надо идти работать.
— У меня тоже работы по горло. Но надо и о семье думать. — Серые глаза смотрели обидчиво. — Со всеми может случиться… Вы её не допрашивали? — Он показал головой на вдову.
— Нет пока.
— Ей надо прийти в себя…
Я прошёл по аллее, прежде чем спуститься вниз, к машине. Кладбище было совсем не похоже на места погребения того берега Выжженный солнцем безлюдный азиатский мазар, куда приходят только во время похорон и на котором в другие дни не встретишь ни единой души.
Народ быстро расходился. Отсутствие деревьев, зной делали своё. Музыканты спешили. Им предстояло повторение печальной программы. Что-то быстро глотая на ходу, они собирались у машины, разом поблекшие, в заношенных чёрных… галстуках и пыльной обуви.
У ворот я снова увидел своих. Карабинеры возвращались в отделение. Бураков, руководители рыбинспекции, ехавшие на поминки вместе с родственниками, садились в похоронные автобусы, выполнявшие на этот раз свои прямые функции. Верный себе, начальник милиции Агаев, за неимением равных по званию, сел в «Волгу» один.
Рядом с «Нивой» Хаджинур Орезов разговаривал с белобрысым высоким парнем в капитанской куртке. Я подошёл, и Хаджинур, церемонно поклонившись, сказал:
— Товарищ прокурор, разрешите представить подведомственный морской состав. Миша Русаков — капитан водоохранного судна «Александр Пушкин».
Я протянул руку.
— Вы мне и нужны. Завтра. с утра я хотел выйти в море, посмотреть окрестности…
Русаков мазнул ладонью по белым смешным усам, подчёркивавшим его молодость.
— Завтра в восемь «Александр Пушкин» готов вас принять. Он скромно отошёл, а мы с Хаджинуром сделали ещё несколько шагов к воротам.
— Много людей… — заметил я.
Моё внимание внезапно привлекла молоденькая женщина в чёрном; она стояла ко мне спиной, но мне показалось, я узнал её.
Я чуть замедлил шаг, задерживая Орезова. В этот момент женщина обернулась.
Я не ошибся. Это была она, та, которую я видел вместе с убитым Пуховым накануне его гибели.
— Много вдов… И совсем молодых. — Я незаметно показал на неё Орезову. — Не знаете, кто это?
— Ну, эта — ещё только без пяти минут вдова! Муж её пока жив… Его приговорили к расстрелу за убийство и поджог рыбинспекции!
— Это жена того браконьера, который…
— Ну да! Умара Кулиева!
Почувствовав, что за ней наблюдают, молодая женщина подняла глаза безразличный взгляд её безучастно скользнул по мне. Кулиева словно видела меня впервые. Ещё через минуту, не оглядываясь, она уже шла к воротам.
2
Море было неспокойно. Спускаться на борт водоохранного судна «Александр Пушкин» пришлось по стальной лестнице, приваренной к причалу. Ветер рвал куртку. Хаджинур с Цахханом Алиевым следили с палубы, как я разворачивался, стараясь нащупать ногой очередную перекладину.
— Похоже на полосу препятствий! — заметая, присоединяясь к ним.
— Не помешаю? — Начальник рыбинспекции пытливо взглянул на меня. Рябоватое лицо было настороженно. — Узнал, что вы едете на Осушной, решил примкнуть…
— Странно только — я никому не называл конечного пункта…
— А у нас так. Вы ещё только подумали, а на Берегу уже известно. С другой стороны: где ещё искать Мазута, если не у прокажённого Керима?
Пенсионного вида старослужащий в форменных милицейских брюках, промасленной телогрейке и шапке-ушанке сбросил швартовы, начальник рыбинспекции ловко втянул их, закрепил на носу и корме. Цаххан Алиев был, в сущности, ещё молодой крепкий мужик, которому не всегда удавалось сдержать свои первые и наиболее сильные эмоции.
