Однако прежде чем говорить о проблеме, послужившей непосредственным поводом к созыву этого собора, мне бы хотелось подчеркнуть тот факт, что большинство ранних христиан воспринимало Христа и как человека, и как Бога. Я вынужден остановиться на этом потому, что в «Коде да Винчи» Тибинг замечает, что все христиане до Никейского собора видели в Христе человека, а не Бога, — за исключением, по-видимому, авторов четырех Евангелий, вошедших в Новый Завет, где Он изображается, в соответствии с Тибингом, только лишь Богом. Как уже говорилось, это неверно по всем пунктам. Но в особенности неверно то, что в Евангелиях Нового Завета Иисус не рассматривается как человек. Совсем напротив: Иисус очень человечен в этих книгах, что становится ясным даже при простом прочтении Евангелий.
В самом раннем новозаветном Евангелии от Марка Иисус, конечно, назван Сыном Божиим. Но в целом Он изображается как иудейский пророк, мало отличающийся от других иудейских пророков. Он ведет исключительно человеческую жизнь (именно в этом евангелии нет ни слова о чудесном рождении), Он ест, пьет, гневается, испытывает муки, страдает, истекает кровью, наконец умирает. Кто же Он здесь, если не человек? То же можно сказать и об остальных рассматриваемых евангелиях, даже в Евангелии от Иоанна, который заходит дальше в изображении Иисуса божеством. Даже здесь Иисус вполне человек, испытывающий усталость, голод, печаль и так далее.
Разрешение противоречия, касающегося божественной и человеческой сущностей Христа
Принимая во внимание тот факт, что самые ранние наши источники изображают Иисуса одновременно и Богом и человеком, зададимся вопросом: как они обходят эту трудность? Как, иными словами, Иисус может быть Богом, если Он также и человек? Эта проблема не давала христианам покоя, поскольку они признавали, что человеческое и божественное — совершенно разные вещи: Бог не может быть человеком, как человек не может быть камнем.
Разные ранние христиане по-разному решали эту проблему. Некоторые, конечно, утверждали, что Иисус был настолько человеком, что даже, в сущности, и не был Богом, а другие доказывали, что Он настолько Бог, что вовсе даже и не человек. Однако обе эти точки зрения уже во втором столетии рассматривались как ереси (то есть ложные учения). Первый подход, например, был характерен для группы христиан второго века, известных ученым как «адопцианисты». Эти люди утверждали, что Иисус был человеком в полном смысле этого слова — он был рожден естественным образом Марией и Иосифом, рожден так же, как и другие. Единственное, что отличало Иисуса от других, в соответствии с этими адопцианистами, — это то, что Он был более праведным, чем все прочие. И в результате этой непревзойденной праведности Бог предназначил Ему быть Своим «Сыном», то есть фактически усыновил Его при крещении, когда голос с небес возвестил: «Ты
Сын Мой; Я ныне родил Тебя» (см. Пс 2:7). Как на человека, в результате усыновления ставшего Сыном Божиим, в представлении христиан-адопцианистов, на Иисуса была возложена божественная миссия искупить своей смертью грехи остальных. Что Он и сделал, честно исполнив Божье приказание. В награду за верность Господь воскресил его из мертвых и вознес одесную Себя, где Он теперь пребывает в силе и славе, в ожидании Своего возвращения на землю в Судный день.
Нынешних христиан озадачил бы такой взгляд и заставил задаться вопросом: а почему эти христиане-адопцианисты не могли просто почитать свой Новый Завет, чтобы понять, что их представления неверны (поскольку Иисус был рожден непорочно и в действительности был Сыном Божиим). Однако причина, по которой они не прочли Новый Завет, ясна. Нового Завета еще не было. Конечно, все книги Нового Завета (послания Павла и Евангелия, например) были уже написаны. Но они еще не были объединены в канон Священного Писания и не были названы Новым Заветом. Формирование канона стало результатом дискуссий, в том числе и дискуссий по поводу сущности Христа в первые столетия.
Во втором-третьем столетиях были и другие христиане, занимавшие противоположные позиции: они настаивали на том, что природа Иисуса полностью божественна, и в действительности Он не мог быть человеком. Иногда сторонников этой теории называли «докетами» (от греческого слова doke, означающего «казаться» или «иметь вид»), поскольку они утверждали, что Иисус не был человеком, а только казался таковым. Он был Богом, и только Богом. Таким образом, только казалось, что Иисус имеет человеческую плоть и кровь, человеческие чувства, человеческую уязвимость и человеческую способность страдать и умирать. На самом деле все это было только видимостью.
Большинство христиан отвергало взгляды как адопцианистов, так и докетов, и твердо верило, что Иисус был и человеком (как утверждали адопцианисты), и Богом (как заявляли докеты). Но как Он мог быть и тем и другим одновременно? Вот в этой сфере и лежат наиболее интересные разногласия между разными группами ранних христиан, и именно эти разногласия привели со временем к созыву Никейского собора.
До этого существовало несколько любопытных решений проблемы двойственности природы Христа и связанного с ней вопроса: как Он мог быть Богом, если Богом был Бог-Отец, а Бог только один, и двух быть не может. Как такое возможно? Одним из ранних ответов был такой: говорили, что Иисус в действительности был самим Богом-Отцом, который стал человеком. Таким образом, Иисус был и Богом, и человеком (поскольку Он действительно стал человеком), и таким образом получалось, что Бог только один, далее несмотря на то что Иисус был Богом и Бог был Богом, поскольку Они — одно.
Однако со временем эту теорию объявили ересью (как и адопцианство, и докетизм), что было вызвано несколькими причинами. Ее оппоненты указывали на то, что Бог-Отец превыше всего, и Он пребывает над такими поставленными человеку пределами, как мораль, страдания и смерть. Однако сказать, что Иисус — это Бог-Отец, означало бы сказать, что Бог-Отец страдал. Оппоненты этой теории назвали ее патрипассианизмом («страдания Отца») и подвергли осмеянию. Они, например, с иронией замечали: не разговаривал же Иисус сам с собой, когда молился (см. Ин 17).
Но все же, как Он мог быть и человеком и Богом в одно и то же время? И как могли Он и Бог (и Дух Святой) быть Богом, если Бог только один? Очень немногие христиане согласились бы признать, что Бог не один, — это было бы язычеством. Так как же они могли оставаться монотеистами, признавая Христа Богом?
Арий и Никейский собор
Одно из решений этой проблемы и привело впоследствии к Никейскому собору. В начале четвертого столетия, почти в то же время, когда произошло обращение Константина, в Александрии Египетской, важном центре христианского мира, проповедовал популярный пресвитер Арий[6]. Арий пытался разрешить проблему природы Христа, утверждая, что в начале был только Бог-Отец. Но в какой-то момент бесконечно далекого прошлого Он сотворил Себе Сына, и именно через этого Сына Божьего, Христа, Он создал все сущее. Таким образом, Христос оказывался существом божественным — но Он был ниже Бога-Отца, являясь Его первым творением. И Христос был тем, кто создал все остальное. Затем Он вочеловечился, рожденный Девой Марией; Он умер во искупление грехов человечества, был воскрешен из мертвых и продолжает пребывать с Богом, как Его Сын, на небесах.
