Глава 4
Они лежат под острыми листьями двух кустов свистополоха: расслабились на ярком солнце, но все же готовы отразить опасность. Восхождение завершено. Так дети впервые посетили Верхушки — и умолкли, лишившись при виде их дара речи.
Еще один раз Лили-Йо и Флор взяли в осаду огнежога, и Даф помогала им затенить растение высоко поднятыми листьями. Едва огнежог бессильно поник, Даф сорвала с его стеблей шесть громадных прозрачных сосудов, которые станут для них гробами. Хи помогла оттащить их подальше, и после этого Лили-Йо и Флор бросили свои листья и бежали под прикрытие свистополоха.
Облачко бумашек проплыло рядом, вспыхивая цветами, непривычными для глаз среди однообразной зелени — небесно-голубым, и лимонным, и бронзой, и вспыхивавшим, подобно бликам на воде, ярко-зеленым.
Одна из них, трепеща, опустилась на пучок изумрудной листвы рядом с наблюдавшими за ее полетом людьми. Листва принадлежала мокрогубу, и почти моментально бумашка посерела, когда ее ничтожно малое питательное содержимое оказалось высосано из тельца. Затем она просто рассыпалась, подобно кучке пепла.
Опасливо поднявшись на ноги, Лили-Йо подвела остальных к ближайшему канату, протянутому ползунами и вплетенному в их гигантскую сеть. Каждый из взрослых держал на весу собственную капсулу-урну.
Ползуны, самые большие из всех живых существ, ни за что не смогли бы опуститься в лес. Они привязывали свои канаты к верхним ветвям дерева, надежно скрепляя их боковыми нитями.
Найдя подходящий канат без признаков скорого появления на нем ползуна, Лили-Йо обернулась, делая знак опустить сосуды. Затем она заговорила с Той, Греном и семью остальными детьми:
— Помогите нам всем войти в урны огнежога вместе с нашими душами. Проследите, чтобы лепестки оказались закрыты. Затем подтащите к канату и подвесьте к нему. И тогда — прощайте. Мы поднимемся Ввысь, а вы останетесь племенем. Отныне вы — живущие!
Той на мгновение заколебалась. Она была гибкой, стройной девочкой, с подобными плодам персика грудками.
— Не уходи, Лили-Йо, — попросила она. — Ты все еще нужна нам, и сама знаешь, как мы в тебе нуждаемся.
— Таков Путь, — твердо отвечала Лили-Йо.
Нажав на створку своей урны, она приоткрыла ее и скользнула внутрь. С помощью детей другие взрослые последовали ее примеру. Лили-Йо привычно следила за тем, чтобы мужчина Харис не подвергся опасности.
Наконец все они оказались в прозрачных клетках. Удивительное спокойствие охватило их, и в сознании каждого утвердился мир.
Дети несли гробы, обхватив их за прозрачные стенки и не забывая с беспокойством оглядываться вокруг. Им было страшно. Они чувствовали себя беспомощными. Один лишь ребенок-мужчина Грен выглядел так, будто ему нравилось это пока еще не ставшее привычным чувство независимости. Скорее Грен, а не Той, направлял действия других, и вскоре урны остались висеть под канатом ползуна.
Лили-Йо почуяла в своей урне какой-то неуловимый странноватый запах. По мере того как он впитывался в ее легкие, прочие чувства Лили-Йо стали отдаляться, тускнея и слабея. Мир снаружи, совсем еще недавно такой ясный и четкий, подернулся поволокой и как-то съежился. Словно со стороны, ей виделось, как ее сосуд беспомощно покачивается рядом с урнами Флор, Хариса, Даф, Хи и Жури под канатом ползуна, над вершинами дерева. Ей виделось, как дети, вновь возникшее людское племя, бегут к укрытию. Так и не оглянувшись, нырнули они в спутанные листья платформы и пропали из виду.
Ползун скользил очень высоко над Верхушками, куда не добирался никто из его врагов. Пространство вокруг него было окрашено в насыщенный синий цвет, и невидимые космические лучи омывали ползуна, его же и питая. И все же в вопросах пропитания он по-прежнему зависел от планеты. После множества часов растительной дремоты он развернулся и начал спускаться по канату.
Другие ползуны неподвижно висели невдалеке от первого. Порой кто-то из них выдувал шар кислорода или выпрастывал ногу, пробуя отцепить надоедливого паразита. То был досуг, никогда ранее не достигавший подобной степени безделья. Время создавалось не для них; ползунам принадлежало само Солнце, и оно останется их собственностью, пока не потеряет устойчивости, не обернется сверхновой звездой и не выжжет и их, и себя самое.
Ползун снижался, едва касаясь каната мелькающими лапами. Он сходил прямо в джунгли, направляясь к покрытым листвою величественным соборам леса. В воздухе кружили враги, ростом во много крат меньше самого ползуна, зато гораздо более злобные, гораздо более умные. Гиганты-ползуны становились поживой для одного из последних семейств насекомых, летучих тигров.
Только им под силу убить ползуна — своим собственным, незаметным, скрытым способом.
За долгие, медленно истекшие эпохи интенсивность солнечной радиации росла, и согретая ею растительность, развиваясь, завоевала неоспоримое первенство. Осы также развивались, поддерживая темп изменений. Они выросли — и числом, и размером, — в то время как царство животных подошло к собственному закату и стало быстро сокращаться, захлебываясь в поднимавшейся волне зелени. Именно осы стали со временем основными противниками паукоподобных ползунов. Атакуя целыми роями, они парализовывали их примитивные нервные центры, оставляя ползунов ковылять навстречу собственному распаду. Кроме того, летучие тигры откладывали яйца в тоннелях, пробуренных в телах врагов; когда яйца лопались, личинки с удовольствием питались живой плотью.
Именно эта угроза, более чем серьезная, заставляла ползунов на протяжении многих тысячелетий постепенно отдаляться от Земли, спасаясь бегством в космосе. В его, казалось бы, негостеприимной пустоте они достигли полного и грандиозного по своим масштабам расцвета.
Суровая радиация превратилась для них в необходимость. Первые астронавты природы, они изменили внешний облик небесного свода. Минули неисчислимые века после того, как человек свернул свою деятельность и возвратился на деревья, где не когда появился, и ползуны заново проложили оставленный людьми путь. Разум пал с вершины обретенного когда-то превосходства, и ползуны связали воедино две сферы — голубую и белую — при помощи паутины, древнего символа небрежения.
Ползун карабкался по своему канату среди зелени Верхушек, топорща волосы на спине; зеленые и черные пятна создавали ему естественный камуфляж. По пути вниз ползун подобрал несколько созданий, пойманных на лету липким канатом, и безразлично всосал их. Когда аппетитные шумы прекратились, ползун занялся перевариванием съеденного.
От дремы его пробудило возникшее рядом гудение. Желто-черные полосы замелькали перед слабыми, неразвитыми глазами: пара летучих тигров нашла его.
С величайшим проворством ползун двинулся назад. Массивный пузырь съежившегося в атмосфере тела в длину был около мили, но двигался, тем не менее, с легкостью летучей пыльцы, удирая вверх по канату, возвращаясь в безопасное место, даруемое вакуумом.
Во время отступления, пока ползун сучил ногами по канату паутины, он подобрал несколько спор, шипов и прилипших к нему крошечных созданий. Он также прихватил с собой шесть сосудов огнежога, каждый с бесчувственным человеком внутри, которые, раскачиваясь, повисли незамеченными на его голени.
