Сталин хотел создать именно такую партию и в итоге создал — послушную, исполнительную, обожествившую его и преклоняющуюся перед ним. Но с зиновьевыми, каменевыми, бухариными, рыковыми и томскими такая партия невозможна. Он для них — первый среди равных, они еще и усмехнутся, услышав, как кто-нибудь назовет его выдающимся революционером. Нет, богом для них он никогда не будет. Нужны другие люди, «ставшие революционерами» уже после революции. Ждановы, маленковы, берии, хрущевы, ежовы будут его преданными учениками и станут новой когортой руководителей партии. Эти не подведут, будут смотреть ему в рот, возносить. Такими нужно обновить партию. И оправдание своим действиям Сталин нашел у Ленина.
На XV съезде ВКП(б), когда исключили из партии лидеров левой оппозиции, Сталин напомнил, что в 1903 году пришло время русским марксистам перейти к смертельной борьбе против них. Тогда у марксистов было шесть лидеров: Георгий Плеханов, Вера Засулич, Л. (Юлий) Мартов, Владимир Ленин, Павел Аксельрод и Александр Потресов. Резкий поворот оказался «смертельным» для пятерых из шестерки, и лишь Ленин, один из самых молодых, остался лидером. Вопреки многочисленным предсказаниям, подчеркнул Сталин, партия не только не погибла, лишившись прежних лидеров, но вышла на новую дорогу большевизма и привела тогда пролетариат к революции. Примерно то же, продолжал Сталин, произошло и в 1907–1908 годах, когда резкий поворот от легальной борьбы к затяжной, упорной, каждодневной революционной работе оказался «смертельным» для таких видных большевиков, как Алексинский, Богданов, Рожков. «Чего добивался тогда Ленин? Только одного: поскорее освободить партию от неустойчивых и хныкающих элементов, чтобы они не путались под ногами. Вот как росла, товарищи, наша партия».
Используя методы внутрипартийной борьбы Ленина, Сталин нанес удар и по нему, разгромив его бывшие кадры. В ходе чисток было ликвидировано подавляющее большинство соратников Ленина. Из семи человек, вставших у власти сразу после смерти Ленина — Бухарина, Каменева, Рыкова, Сталина, Томского, Троцкого, Зиновьева, — в живых остался только Сталин, и для него это было всего лишь повторением происшедшего при Ленине инцидента в 1903 году.
Сталину нужна была своя команда. Он подобрал ее из помощников, аппаратных чиновников, к которым долго присматривался: исполнительных, аккуратных, обязательных, усердных, а главное, преданных ему, Сталину. Потом он постепенно выдвигал их на руководящие посты в партии, укрепляя таким образом свои позиции. Ими стали Георгий Маленков, Лев Мехлис, Матвей Шкирятов, Николай Ежов. Не забывал Сталин и о периферии, направляя туда на ключевые посты своих ставленников — Никиту Хрущева, Андрея Андреева, Андрея Жданова.
«Не только оппозиционно настроенные старые большевики, — пишет Роберт Такер, — но и очень многие сторонники Сталина в двадцатые годы, занявшие в период первой пятилетки более или менее значительные посты, понимали, что Сталин, как руководитель, допустил немало промахов, и знали некоторые факты из истории партии, которые Сталину необходимо было скрыть. Другое дело, новые кадры из партийных и непартийных большевиков, выращиваемые этим политическим садовником на народной почве, — зачастую благодаря своей молодости, а большей частью из-за скромного крестьянского происхождения, они могли иметь лишь смутные подозрения, а чаще всего не имели никакого представления о чем-то таком, что могло бы как-то скомпрометировать гениального вождя?»
Эти люди готовы были растерзать любого, кто хоть на йоту усомнится в правильности политики Сталина, которая представлялась им как генеральная линия партии. А неугодных Сталину людей по мере усиления его власти становилось все больше и больше.
«Неспособный видеть в своих действиях ничего, заслуживающего критики, — отмечает Роберт Такер, — Сталин не мог не считать тех, кто ему не верил и осуждал его политику, злоумышленниками, непременно пытающимися саботировать социалистическое строительство, всячески вредить и порочить его, как руководителя. В рютиных он видел только контрреволюционеров-террори стов, вредителей, врагов народа, внешне лояльных и потому более опасных. Он знал, что недовольных много, — это означало, что многие строят заговорщические планы уничтожения Сталина и всей системы.
Естественно, главными заговорщиками для него были те, кого он считал своими личными врагами».
На самом деле был один заговор — заговор одиночки. Никто не знал о планах Сталина, но ему были нужны сообщники, которых для верности он старался «повязать кровью» арестованных, включал в тройки, привлекал к допросам подследственных. В постоянном страхе он держал и своих соратников, многие из которых впоследствии были ликвидированы. Он намекал своим сподвижникам на компрометирующие их показания, отдаляя от себя на какое-то время, как Молотова и Ворошилова.
В то же время Сталин внушил народу, что сам он к террору не имеет никакого отношения, а осуществляющие репрессии люди даже не информируют его об этом. И этому верили Илья Эренбург, Всеволод Мейерхольд, Исаак Бабель. А что же тогда говорить о рабоче-крестьянской массе!
Для осуществления своих планов Сталину требовалась организация, перед которой можно было ставить задачи по поэтапной ликвидации его противников. Партийные органы для этого не очень подходили. Самое большее, что они могли, — это уничтожить человека морально — исключить из партии, выгнать с работы. Они не могли проводить аресты, допросы, судебные процессы, исполнение приговоров. Эти функции Сталин возложил на органы государственной безопасности, деятельности которых он предавал исключительно большое значение, демонстрируя внимание к их сотрудникам.
Но чекистам доставались не только большие зарплаты и всяческие привилегии. В годы репрессий больше других наркоматов в процентном отношении пострадал сам НКВД. Здесь постоянно раскрывались заговоры и проводились чистки. В период ежовщины все 18 комиссаров государственной безопасности первого и второго ранга, служивших при Ягоде, были расстреляны, из 122 высших офицеров в звании майор и старший майор госбезопасности только 21 остались на своей должности.
Существенно был почищен и аппарат разведки, особенно ее руководящее звено. Кадровый голод привел к тому, что в 1939 году руководителем иностранного отдела Главного управления государственной безопасности (ИНО ГУГБ) НКВД СССР (советской внешней разведки) стал тридцатидвухлетний Павел Фитин, никогда не работавший на рубежом и окончивший спецшколу за несколько месяцев до назначения.
Не случайно, что за время репрессий (а их, очевидно, следует обозначить периодом с 1934 года, когда был убит Киров, по 1953 год, когда умер Сталин) из шести руководителей НКВД-НКГБ-МГБ пятеро — Генрих Ягода, Николай Ежов, Лаврентий Берия, Всеволод Меркулов и Виктор Абакумов — были расстреляны. Только одному Семену Игнатьеву удалось выжить, да и то, возможно, потому, что на его руководство госбезопасностью за 1951–1953 годы пришлась смерть Сталина.
Это означало, что руководитель сталинской карательной службы автоматически приговаривался к смерти и, как правило, недолго возглавлял это ведомство. «Первый чекист Союза» одновременно был как полезен, так и опасен для Сталина. Не был исключением и Николай Иванович Ежов.
