Кот ждал. «Не перехватил ли я через край?» — с тревогой подумал он, прислушиваясь.
— Ладно, — послышалось с крыши. — Ставь свои условия.
Фунт решил, что можно еще немножко покуражиться.
— Слишком важный вопрос. Не могу решить сгоряча, — сказал он.
Знай Фунт, какая беда нависла над его головой, он давно уже был бы на крыше. Ведь в эти самые минуты, внизу за чайным столом, решалась его судьба!
Пока Фунт пререкался с Трубочистом, в гости к Скуке пожаловала тетушка Лиза и именно сейчас, захлебываясь от волнения, рассказывала обо воем, что произошло: о сожженных концах сказок, о бегстве смутьянки Веснушки, которая хочет во что бы то ни стало дознаться, чем кончались сказки, и о пуделе, осмелившемся покинуть насиженную подушку.
Посовещавшись, сестры решили раз и навсегда покончить с этими тревогами: уничтожить на всякий случай того, кто знает все сказки на свете и может при случае проболтаться.
Участь кота Фунта была решена.
Прихватив фонарь, тетушка и Скука отправились по винтовой лестнице, ведущей в чулан, где собирались учинить расправу над опасным пленником. А он тем временем, не помышляя об опасности, продолжал торговаться с Трубочистом, боясь прогадать…
— Вот мои условия, — сказал кот деланно равнодушным тоном, точно речь шла не о долгожданной свободе, а о сущих пустяках. — Мне все хорошее, а тебе все, что похуже.
Трубочист ответил не сразу. Кот ждал. Наконец из печной дверцы показался конец веревки.
— Согласен. Хватайся за веревку, — сухо сказал Трубочист. — Я вытащу тебя через печную трубу.
— Но я белый, а сажа черная! — возмутился кот.
У Трубочиста наконец лопнуло терпение.
— Слушай ты, спесивая бестия! — крикнул он. — Хоть нас и разделяет крыша, но я вижу тебя насквозь. Выбирай: или ты перестанешь ломаться, или…
— Остаюсь, — холодно отозвался кот и тут же пожалел об этом. Конец веревки исчез. На крыше стало тихо. «Не ушел ли он?» — с тревогой подумал кот и в этот миг услышал, как скрипнули ступени лестницы, по которой давным-давно никто не поднимался.
«Кто бы это мог быть?» — подумал кот и прильнул ухом к дверной щели.
— Здесь, — сказал кто-то за дверью.
Вслед за этим послышался стук отводимого засова. Кот замер. Звякнула откинутая щеколда.
«Кто-то пришел за мной», — решил кот, не зная, однако, радоваться этому или печалиться.
Он не ошибся. За дверью стояли Скука и тетушка. Скука отодвигала засовы и задвижки, откидывала крючки, щеколды, открывала один за другим запоры, которых было множество, один хитрее другого. Последним был огромный висячий замок, каким в деревнях замыкают амбары и конюшни. С ним пришлось немало повозиться. Ключ заржавел и ни за что не хотел повернуться в скважине.
Скука и тетушка переговаривались вполголоса.
— Замки не сломаны, пауки на местах. Никто не мог проникнуть в чулан. Фунт, без сомнения, здесь, — сказала Скука.
— А какой он масти, этот кот? — спросила тетушка.
— Белой. Нос у него розовый, как дешевый леденец, а глаза напоминают незрелый крыжовник, — ответила Скука, продолжая отмыкать замок за замком.
Кот приник к замочной скважине, боясь проронить слово.
— Белая шкурка? Ну что ж, даже мило, — ответила тетушка.
«Кажется, попадаю в хорошие руки! — подумал кот. — Правильно я поступил, не польстившись на уговоры этого проходимца с крыши».
— Фунт, ты не передумал? — послышался голос Трубочиста.
Фунт даже не удостоил его ответом. Тетушка и Скука все еще возились у дверей. Кот слушал, затаив дыхание.
— Из этого кота получится… — сказали за дверью.
«Что, что это из меня получится?» — насторожился кот, почуяв недоброе.
— Из этого кота получится превосходное чучело, — продолжал тот же голос. — Его надо будет изредка пересыпать нафталином.
— Отличная мысль, чучело никому не будет рассказывать сказок! — послышался ответ.
Не медля ни секунды, кот прыснул к печке.
Веревки не было.
— Дружок! Братец! — взмолился кот. — Как тебя по имени-отчеству? Я пошутил! Спасай! Веревку сюда! Веревочку!
Из печки появился снова спасительный конец веревки. Кот вцепился в него.
— Тащи! — пискнул он и, изловчившись, прихлопнул задней лапой печную дверцу, чтобы замести следы.
В чулане появились Скука и тетушка.
— Кис! Кис! Кис! — ласково позвала тетушка. — Фунт! Фунтик!
Ответа не было.
— Спрятался, противное животное! — сердито сказала Скука. — Фунт! Сейчас же отзовись!
Но в чулане по-прежнему было тихо.
В поисках кота Скука и тетушка Лиза перевернули вверх дном весь чулан. Пыль стояла столбом. Потревоженные пауки разбежались кто куда.
— Все погибло! — ахнула тетушка. — Мы просчитались!
— Полноте, сестрица! — возразила Скука. — Не следует забывать о моем могуществе. Мне ничего не стоит очутиться в книге сказок и предупредить моих добрых знакомых и единомышленников — чету Людоедов и Золушкину мачеху о кознях этой бунтовщицы Веснушки. Сообща мы, без сомнения, справимся с ней. Не будем же терять времени.
С этими словами Скука прищелкнула пальцами и, произнеся скороговоркой: «Раз, два, три!» — исчезла.
Тетушка Лиза вздохнула с облегчением. Она не сомневалась, что влиятельная сестра все уладит. Отряхнув пыль с платья и пригладив волосы, тетушка Лиза спустилась вниз, в столовую, где, заварив жидкий чай, стала потчевать им собравшихся гостей.
* * *
Тем временем Скука очутилась в книжке сказок на зеленой, залитой солнцем лужайке. Первым, кого она увидела, был Людоед. Он подкидывал огромный пестрый мяч, который с хохотом ловили, отпихивая и кусая друг друга, людоедики и людоедочки.
Людоед был в отличном настроении. С тех пор как тетушка Лиза сожгла в печке концы сказок, семья Людоедов жила припеваючи. Девять штук мальчишек во главе с Мальчиком-с-Пальчиком сидели в клетке. Людоедиха и ее старшая дочь Маргарита откармливали малышей, обещая отпустить к папе и маме, как только дети станут толстенькими. Не удивительно, что их не приходилось упрашивать и они ели прекрасно, поправляясь не по дням, а по часам. На самом же деле Людоеды собирались съесть ребятишек. В первую очередь — Мальчика-с-Пальчика. Именно им собиралась Людоедиха побаловать сегодня свою семью. Глава семьи заранее облизывался, предвкушая, какое вкусное рагу будет подано к обеду. Людоед был большим лакомкой.
Увидев Скуку, Людоед поспешил к ней навстречу и отвесил учтивый поклон.
— Милости прошу, госпожа Скука, — пробасил он. — Зачем пожаловали?
