Вот, блудодей, убийца окаянный, пей свой напиток![3]
— Я-то думал, становясь старенькими и маленькими, вы всё забываете, — заметил я однажды. — Шекспир что же, исключение?
— Ричард Второй! — воскликнул Декабрь. — И Клавдий, король датский! Разве можно забыть таких коллег, как они!
Но в тот день он предложил другую игру, сказав, дескать, самое время хорошенько размяться. Я вытащил настольный футбол. Одна нога у этих жестяных футболистов сгибается, а на голове — особая кнопочка. Нажмёшь на кнопочку — нога ударяет по мячу. Королёк сбросил свою тяжёлую алую мантию и в белой нижней рубахе бегал по зелёному полю. Забив гол, он бросался обнимать своих жестяных футболистов или, шумно пыхтя, плюхался навзничь. Толстяк, вот и выдохся, едва начав игру.
— Всё равно это нечестно! — закричал я. — Ты по всему полю бегаешь, а моим-то игрокам не сойти с мест!
Королёк крикнул в ответ:
— Железные парни, железные! Я после матча едва дышу, а им хоть бы что!
Тут я напомнил:
— Ты ведь хотел отнести картину покупателю. А кстати, какую? Ты же никакой картины не принёс с собой.
— Так сначала её надо нарисовать, — ответил Декабрь. — Дай-ка мне бумагу и цветные карандаши.
Я достал из ящика стола лист бумаги и коробку с карандашами. Но не угодил королю.
— Велики! Отрежь такой кусочек бумаги, чтобы размером был в точности как платформа грузовика. А карандаши… да они же громадные, настоящие брёвна! Неужели у тебя не найдётся маленького карандашного огрызочка? Я не могу рисовать бревном!
Я опять выдвинул ящик стола, запустил в него обе руки чуть не по локоть и долго рылся в груде старых батареек, тюбиков с клеем, верёвочек, ленточек и ломаных телевизионных пультов. Наконец откопал ножницы и крохотный огрызок карандаша, светло-зелёный. Потом я ножницами отрезал от большого листа бумаги маленький прямоугольник, чуть-чуть длиннее, чем платформа моего грузовичка, но точно такой ширины. Огрызок карандаша я протянул королю.
— Светло-зелёный, — проворчал он, — не то! Я хотел нарисовать королевскую корону о семи зубцах, светло-зелёный цвет для неё не годится.
— Но у меня нет другого такого маленького огрызка, только этот зелёный тебе подойдёт. Все мои карандаши слишком большие, а точилку искать — напрасный труд, нет у меня точилки.
Король уже погрузился в глубокое раздумье, так что лишь рассеянно пробормотал, не слушая меня:
— Пожалуй, сойдёт. Скажу ему, таков авторский замысел. Были же художники, которые несколько лет подряд писали картины сплошь в голубых или розовых тонах… Ну и он пусть в этот раз получит светло-зелёную королевскую корону.
Обеими руками обхватив огрызок карандаша, он вертикально приставил его грифелем к бумажному прямоугольнику и принялся ходить туда-сюда маленькими шажками, царапая грифелем по бумаге. Таким манером он криво-косо нарисовал маленькую королевскую корону, светло-зёленую, о семи зубцах.
— Хорошо, не правда ли?
— Очень хорошо, — похвалил я. — Никогда не мог взять в толк, почему королевские короны непременно должны быть золотыми.
— Эта корона медная, позеленевшая от сырости, — заявил Декабрь. — Это корона короля Ноября Позднего, прозванного Кровельщиком. Не поможешь ли погрузить картину на прицеп?
Королёк обеими руками приподнял один конец картины, я кончиками пальцев взялся за другой, и мы осторожно и бережно перенесли её на прицеп грузовичка. Король скомандовал:
— Забирайся, едем!
— Как же я помещусь в такой малюсенькой кабинке?
— Ах ты беда-то какая! Ну хорошо, садись в своё кресло, закрой глаза и вообрази, будто сидишь в кабине грузовика. И всё получится.
