— Хорошо, и всё же что вам угодно?
— Что мне угодно? Мне нужен ваш сын.
— Что? — произносит мама изменившимся голосом. — Вам нужен мой сын?
— Мне нужен ваш сын. Мне нужно переговорить с ним.
Мама вздыхает облегчённо.
— А, вот в чём дело. Вот он, — говорит она, показывая на меня.
Тип этот разворачивается в мою сторону и пристально смотрит мне в глаза. Наверно, этот взгляд я не забуду никогда. Как раз недавно я смотрел один научно-популярный фильм, и там один из героев читал мысли других людей. Так вот, взгляд у этого типа был точно такой же, как у героя фильма. Бр-р! Мурашки по коже.
— Итак, тебя зовут Берри Блу? — спрашивает он.
— Нет, моё имя — Берри Кранц, — отвечаю я как законченный идиот, совершенно не понимая, кто этот человек.
— Я знаю, — говорит он с противной косой ухмылкой.
— Вы знаете?
— Я знаю. Я детектив. И у меня есть небольшое задание, которое касается тебя.
— То есть вы — тот самый, — наконец соображаю я.
— То есть мы — те самые Кулхардт и Липински, частные детективы агентства «Кулхардт и Липински».
— А где же Липински? — спрашиваю я.
— Ждёт на улице?
— Ждёт на улице? — повторяет он.
Я понял: он повторяет каждый вопрос, который ему задают, слово в слово. Смотрю, а он оглядывается вокруг, словно ищет кого-то. Вдруг вижу: рядом с ним стоит собака. Породы бассет. Ну ты знаешь этих собак, им всегда нужно вести себя очень осторожно, чтобы не наступить самим себе на уши или не испачкать живот о землю на прогулке. Вислоухие телята, которые всегда смотрят на тебя так, как будто им на всё наплевать. Гляжу я, значит, на него и пытаюсь сообразить, кого он мне напоминает. Сначала никак вспомнить не мог, а потом как озарило: шёл когда-то по телевизору фильм про одного комиссара, который в каждой серии говорил своему ассистенту: «Эй, подгони-ка мою машину, да поторопись!» Так вот, морда собаки Кулхардта очень напоминала лицо того актёра, который играл в фильме комиссара. По крайней мере у него были такие же слезящиеся глаза с чёрными кругами.
— Симпатичная собака, — говорю я. — А где же Липински?
И тут эта псина подходит и писает мне на ногу. Ты себе только представь! Подходит ко мне, поднимает заднюю лапу и писает. Не то чтобы он написал большую лужу, но и это было уже чересчур.
— Что это значит? — восклицаю я, обращаясь к Кулхардту. — Ваша собака меня…
— Что это значит? Липински с тобой поздоровался, — невозмутимо отвечает тот. — Он всегда так делает, когда человек ему симпатичен. Можешь гордиться собой.
— Да уж, есть чем гордиться! Ему следует выйти на улицу и поздороваться таким образом с деревьями!.. КАК??? Это и есть Липински? Но… он же… собака!!!
— Это и есть Липински. Он — собака. Точнее, теперь собака. Раньше собакой он не был, — слышу я в ответ.
— Кхгм? — издаю я что-то нечленораздельное. Признаюсь, я плохо понимал, что происходит.
— Липински — мой партнёр. Раньше он был человеком. Выполняя свою работу, он погиб. И вот он снова здесь, рядом со мной. В теле собаки. Но он по-прежнему остаётся моим партнёром.
— Реинкарнация? — спрашиваю я растерянно.
— Реинкарнация? — вторит Кулхардт. — Не знаю. Просто — он вернулся. И к счастью, он продолжает со мной разговаривать.
— Простите, не могли бы вы пройти в другую комнату? — вежливо, но настоятельно обращается к нам мама.
Оторвав взгляд от Липински и оглядевшись по сторонам, я замечаю, что «вишнёвая эскадра» в полном составе окружила нас, держа в руках пустые десертные тарелки, и с нескрываемым любопытством смотрит на нас. Но, конечно, больше на Кулхардта, а не на меня. Судя по блеску в глазах, Кулхардт впечатлил их не на шутку.
«Вишнёвая эскадра» обычно наносит нам визит по средам, во второй половине дня. Это восемь старушек, которые заказывают три вишнёвых торта «Шварцвальд» и полбутылки вишнёвой наливки. Съев и выпив всё, что заказали, они нетвёрдым шагом выходят из кафе, напевая: «На Репербан[12], в ночном часу…». И так каждую среду, представляешь?
— Не могли бы мы пройти в другую комнату? — повторяет Кулхардт. — думаю, так и сделаем. Лишние глаза и уши нам ни к чему.
Он поворачивается и большими шагами направляется к двери. Я иду следом и изо всех сил стараюсь держаться подальше от Липински.
Подойдя к двери, Кулхардт вдруг оборачивается и говорит нашим любительницам вишнёвой наливки:
— Милые дамы, подумайте, стоит ли пить алкогольные напитки в таких количествах. Знаете, иногда это приводит к совершенно неожиданным последствиям…
И тут, представь себе, бабушки начинают дурачиться и хихикать, точь-в-точь как те малолетние фифочки, которые всё время действуют мне на нервы. Я был шокирован. Что же это получается, если они и в почтенном возрасте продолжают так себя вести, сколько же мне ещё придётся ждать того дня, когда у меня наконец появится нормальная девушка?
— Скажите, а Липински — я имею в виду собаку — действительно умеет говорить? — спрашиваю я, стоя у двери вместе с этой странной парочкой.
— Липински действительно умеет говорить, — отвечает в своей манере Кулхардт.
— Йофф, — добавляет Липински.
— Ага. И?
— И? Это значит «да».
— Вот как! А ещё что может?
— А ещё что можешь, Липински?
— Нёфф!
— Это значит «нет».
Так, я всё понял. У парня тяжёлое умственное расстройство.
— Мой заказчик — очень богатый человек, — вдруг говорит Кулхардт. — Предлагал мне потратить на это дело больше времени — за больший гонорар, естественно. Но я не хочу.
— И что это значит? — спрашиваю я.
— Что это значит? Дрейер — настоящий шарлатан. Он и те две старые перечницы хотят вас надуть, это ясно как день. В мире полно таких жуликов. Немереное количество! Но, к счастью, есть на свете и такие люди, как я. И мой партнёр. Верно, Липински?
— Йофф.
— Откуда вам это известно?
— Откуда мне это известно? Я детектив, сказано же.
— И что нам теперь делать?
— И что вам теперь делать? Когда придёт Дрейер и потребует денег…
— Он собирается потребовать от нас денег?
— Он собирается потребовать от вас денег. Так вот, когда он это сделает, вы притворяетесь, что согласны, и назначаете ему встречу. Затем ты звонишь мне и сообщаешь, где и во сколько вы договорились встретиться. Остальное беру на себя.
