— Ач-ч… — невольно начал Сорен.
— Номер 12-1! Я заметил, что с твоего мерзкого клюва готов слететь вопрос!
На этот раз гу-гу так глубоко вонзилось Сорену в грудь, что он испугался, как бы не лопнуло сердце.
— Сейчас я вам все чет-ко разъ-яс-ню. (Нет, этот дребезжащий звук был просто невыносим!) В Сант-Эголиусе запрещены слова, с которых начинаются вопросы. Такие слова мы считаем умственной роскошью и недопустимым попустительством. Вопросы раскармливают воображение, но истощают позывы к терпению, смирению и самоограничению. Мы не позволим портить других воспитанников запрещенными вопросительными словами! Это грязные, неприличные слова наказываются самым суровым образом, — моргнув, Джатт уставился на голые крылышки Сорена. — Мы сделаем из вас настоящих сов. Настанет время, и за это вы скажете нам спасибо.
Сорену показалось, что он потеряет сознание от страха. Охранники были совершенно не похожи на Финни. «На Тетушку!» — молча поправился он. Наконец Джатт прекратил свои гуканья и закончил:
— А теперь с вами поговорит мой брат. Гуканье возобновилось.
— Я — Джутт. Раньше я тоже был номером, но заслужил себе новое имя. Сейчас всем вам следует принять спящее положение. Стоим прямо, голова поднята, клюв устремлен на луну. Видите — в Глауцидиуме сотни совят. И все они научились спать правильно. Вы тоже научитесь.
Сорен затравленно огляделся по сторонам, выискивая Гильфи, но заметил только бывшую Гортензию, номер 12-8. Она уже заняла правильное положение. Судя по развороту ее головы, неясыть крепко спала под светом полной луны.
Сорен заметил вдалеке каменную арку, ведущую в соседний отсек Глауцидиума, где маршировала огромная толпа совят. Клювы у них были открыты в громком крике, но на таком расстоянии слов слышно не было.
Тем временем Джутт продолжал свою речь.
— Строго запрещается спать, спрятав голову под крыло, уронив на грудь или иным способом, к которому привыкли домашние совята. К таковым способам относится, в частности, полусогнутое положение, при котором голова покоится на спине. — Сорен насчитал по меньшей мере семь гулких «гу-гу», каждое из которых лопалось у него в горле. — Неподобающее спящее положение наказуемо, к нарушителю применяются самые суровые методы исправления.
— Надзиратели за сном совершают регулярные обходы всех сычарников, — закончил Джутт.
Потом снова настала очередь Джатта. На протяжении всей речи братья ни разу не сбились, и Сорен подумал, что, видно, они не первый раз обращаются к новоприбывшим.
— Кроме того, через регулярные промежутки времени будет подаваться сигнал тревоги. При этом звуке совята во всех сычарниках начинают сонный марш.
— Во время сонного марша, — подхватил Джутт, — вы маршируете, снова и снова повторяя свое старое имя. Услышав второй сигнал тревоги, вы должны замереть на месте. Далее, вы произносите громко свой номер — только один раз! — и снова возвращаетесь в спящее положение.
А потом оба стража жутким хором выкрикнули: «СПАТЬ!»
Сорен пытался уснуть. Честно пытался. Возможно, Финни, то есть Тетушка, ему поверит. Но у него так разболелся живот, что он просто глаз не мог сомкнуть. Ему казалось, что свет полной луны, заливавший сычарник, превратился в острую серебряную нить, проткнул ему череп и добрался до самого желудка. Наверное, у него просто очень чувствительный желудок, как у папы. Вся разница была в том, что отец чувствовал вкус сочной луговой травы, которой пообедала съеденная мышка, а Сорен — привкус угрозы.
Сорен не помнил, сколько промаялся, прежде чем услышал сигнал тревоги, призывавший к началу первого сонного марша. Снова и снова выкрикивая свое имя, он зашагал следом за совятами своей группы, пока не очутился в тени арки.
— Ой! — невольно ахнул Сорен.
Сверлящая боль в голове прекратилась. Желудок успокоился. Теперь он снова был начеку — привычное состояние для совенка, ведущего ночной образ жизни. Он огляделся по сторонам. Рядом стояла маленькая пятнистая неясыть.
— Гортензия? — окликнул Сорен.
Гортензия равнодушно скользнула по нему взглядом и приподняла лапу, готовясь сделать следующий шаг.
В тот же миг сверху спикировал надзиратель.
— Почему маршируем на месте, номер 12-8? Вернуться в спящее положение!
Гортензия немедленно подняла вверх клюв и слегка запрокинула голову, однако свет луны больше не падал на ее лицевой диск.
Сорен быстро принял спящее положение и, сощурив глаза, стал наблюдать за соседкой. Странно! Она откликнулась на свой номер, но никак не отреагировала на старое имя, если не считать приподнятой лапы. Не в силах уснуть, Сорен повертел головой. С другой стороны проема он успел заметить Гильфи, но было уже поздно. Прозвучал новый сигнал тревоги — тишину прорезал высокий пронзительный визг. Прежде чем Сорен успел опомниться, тысячи совят вокруг пришли в движение. Секунду спустя ущелье наполнилось невнятным гомоном: это каждый из них снова и снова повторял свое старое имя.
Теперь Сорен понял, что они обходят Глауцидиум вслед за луной. Но в ущелье было так много сов, что все они не могли одновременно находиться под лунным лучом. Время от времени часть спящих сов накрывала тень каменной арки.
Сорен рассчитал, что если они с Гильфи одновременно окажутся возле проема, то при следующей тревоге смогут встретиться на том же месте. Он решил, что не упустит возможности пробраться поближе к подруге.
Это ему удалось только с третьей тревоги. Еще три раза он выкрикивал свое имя под луной. Еще три раза превозмогал жуткую боль в желудке.
— 12-1, выше клюв! — заорал надзиратель и с силой клюнул Сорена в голову.
Гортензия снова оказалась рядом.
— 12-8, какое прекрасное имя! 12-8 — лучшее из имен. Я обожаю двойки и восьмерки. Они такие гладенькие!
— Гортензия, — тихонько шепнул Сорен. Неясыть едва заметно пошевелила когтями, но не тронулась с места.
— Горти! Горти! — снова позвал Сорен, но маленькая пятнистая неясыть пребывала в каком-то зачарованном сне.
В конце концов Сорен снова очутился под аркой и торопливо пробрался на другую сторону, в соседний отсек Глауцидиума. Он едва успел до новой команды надзирателей: «А теперь — спать!»
Внезапно Гильфи оказалась рядом. Малютка-эльф повернула голову к Сорену и прошептала:
— Они облучают нас луной!
ГЛАВА V Лунное облучение
— Что? — выпалил Сорен. Он так обрадовался, произнося запретное вопросительное слово, что едва не прослушал ответ.
— Разве твои родители не предупреждали тебя о том, как опасно спать в полнолуние?
— А что такое полнолуние? — Ты когда вылупился?
— Кажется, три недели назад. Так говорили мама и папа, — неуверенно ответил Сорен. Честно говоря, он точно не знал, что означает «неделя».
