Кто к нам в команду попадет, Тому даем мы полный ход: Тесак, мушкет и пуль кисет —
ей-ей, никак иначе! Пощады он не будет знать, От нас желая не отстать, И будет все он бить, крушить, купецкие суда топить — без нежностей телячьих! Выходим в море, мы выходим в море! Чтоб бить, крушить, суда топить И много золота добыть Нам на его просторе! Эх-хей, пират! Скорей выходим в море! Наш капитан — он голова! Он парень славный хоть куда! С ним как за каменной стеной —
мы все, ловцы удачи! Тряхнет он черной бородой, «На абордаж!» и «Все за мной!», Летят купчишки за кормой, а золото течет рекой — ей-ей, никак иначе! Выходим в море, мы выходим в море! Чтоб бить, крушить, суда топить И много золота добыть Нам на его просторе! Эх-хей, пират! Скорей выходим в море! — Уррра капитану! — крикнул кто-то, явно входя в раж от любимой песни. — Уррра! — подхватили остальные. — Уррра! — покатилось с попутным ветром над водой.
— Да здравствует Черная Борода! — зычно гаркнул кто-то еще, решив внести разнообразие в лозунги затянувшегося праздника пиратской души. Идея всем пришлась по душе.
— Да здравствует Черная Борода!
— Да здравствует…
Далеко не все на пиратском паруснике принимали участие во всеобщем веселье. Высокий статный седобородый старик стоял на верхней палубе и с тревогой вглядывался в даль. Шанти, так его звали, чувствовал себя одиноко среди этого сборища разгулявшихся буянов, за которыми ему приходилось присматривать по долгу службы. Его задача была удержать команду и капитана от участия в разбое.
Таково было требование Анне Бонни, правительницы острова Тортуга, где обосновались пираты. Только с этим условием корабль был выпущен из гавани. А Шанти был приставлен следить за тем, как исполняется ее приказание. Нельзя сказать что старый моряк с радостью принял ее предложение. Но отказать Анне он не мог. Слишком уж привязался Шанти к молодой пиратке, которая нашла в себе силы отойти от былых грязных дел и которую он любил, как родную дочь. Нелегко ему было сдерживать напор разбойничьей шайки, слепо подчинявшейся своему буйному капитану Черной Бороде. Ох и недаром пользовавшемуся недоброй славой на всех семи морях! Отправляясь в плавание, Черная Борода поклялся правительнице, что не будет нападать на корабли купцов и коммерсантов. Его выход в море — всего лишь прогулка, чтобы команда не заскучала на берегу. Они обменяют кое-какие товары на соседних островах, и сразу назад. Опытный Шанти прекрасно знал цену таким заверениям строптивого капитана и понимал: первая же встреча с купеческим судном может обернуться большой бедой. Оставалось только надеяться, что судьба будет милостива и убережет мирных мореходов от встречи с Черной Бородой и его фрегатом.
На нижней палубе тем временем пир шел своим чередом. Пираты развлекались как могли — кто пил, кто пел, кто плясал, кто играл в карты, а кто просто так куролесил. Изрядно нагрузившись ромом, благо на корабле его было в избытке, пираты затеяли пальбу. Сначала стреляли просто в воздух, потом решили поохотиться на больших американских тараканов, которых тут же повыгоняли из укромных уголков богатырскими ударами в переборки и балки рангоута. Нельзя сказать что охота продвигалась успешно. Не так-то просто попасть в быстро бегущее насекомое, тем более спьяну. Только одному пирату посчастливилось. Он, можно сказать, почти попал в одного жирнючего черного таракана, опрометчиво усевшегося перед его самым носом на нижнем ободе бочонка с ромом. Восьмилапый пристроился на липком потеке огненного напитка и с явным интересом обследовал привлекательную поверхность.
— Ишь, ходят тут всякие, — едва ворочая языком, пробубнил пират и прицелился.
Бабах! — раздался выстрел. Из бочки забил фонтанчик рома-жженки. Оглушенный таракан свалился на настил и, с трудом перебирая лапками, поковылял в сторону каютной полупалубы. Не обращая внимания на ромовый водопад, пират бросился в погоню за ним. Встав на четвереньки, охотник полз за жертвой следом. Обессилевший от всех несчастий — и от нервного шока, и от рома, таракан притулился у какой-то двери.
— Меня на жалость не возьмешь! — решительно заявил преследователь и вновь спустил курок. Пуля с треском прошила дверь, оставив безобразное входное отверстие. Тонкая щепа торчала во все стороны.
Не успел пират подползти поближе, чтобы самолично убедиться в окончательном поражении противника, как дверь, ударив со всего размаху по лбу незадачливого охотника, распахнулась. На пороге появился гигант с копною черных как смоль волос, собранных на затылке в конский хвост. С такою же черной как смоль бородою, тоже отчего-то собранной в хвост, но уже под нижней челюстью. По одежде он отличался от остальных пиратов, поголовно носивших какие-то обноски. На великане же была надета добротная темно-синяя куртка тонкого сукна, подпоясанная широким поясом с массивной золотой пряжкой. В распахе куртки — ярко-красная шелковая рубаха, открывавшая широкую волосатую грудь, и светло-серые штаны, заправленные в сапоги из кожи тончайшей выделки. Если бы не его перекошенная от ярости физиономия и налитые кровью бычьи глаза — этого человека можно было бы назвать даже красивым. Высокий, крепкий, косая сажень в плечах, он походил на атлета. В наших же обстоятельствах он скорее смахивал на черта, выскочившего из табакерки. Да и зол он был как три тысячи чертей. Еще бы, кто-то выстрелил в дверь капитанской каюты! Кому такое понравится? Черная Борода — а это был он собственной персоной — был вне себя.
— Совсем от безделья одурели! Канальи! Мерзавцы! Висельники! Куда ползешь, тварь? Поганец, тебе заняться нечем? Сейчас я тебе покажу, к чему приложить свои силы! — рявкнул на одном дыхании Черная Борода, сгребая пирата в охапку.
В гневе предводитель корсаров был ужасен. Это знали все. От страха у незадачливого снайпера затряслись коленки и лоб покрылся испариной.
— Я б-б-больше не б-б-буд-д-д-ду, — проблеял он жиденьким голоском, болтая ногами в воздухе.
— Это ты нам завтра расскажешь, чего ты будешь, чего не будешь, а пока в трюм, на отсидку! Чтобы неповадно было дурью маяться! — отрезал капитан и потащил бедолагу вниз.
Сопротивление было бесполезно.
Заперев нарушителя спокойствия в трюме, Черная Борода поднялся на палубу. Команда дружно продолжала расслабляться.
