Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48
– И вот здесь мы выходим на поклоны.
Стала показывать, какие Райкин им поставил поклоны.
– А ты хлопай.
И я хлопала…
А потом была премьера, где мы с Юлей оказались в числе первых гостей. После спектакля пошли за кулисы, занавес был уже закрыт, но артисты ещё толпились на сцене. Голуб увидела нас:
– Ну, как вам?
Я шагнула навстречу, но споткнулась о какой-то провод и, рухнув почти в самые ноги, произнесла:
– Боже мой, Маня, это потолок!
Было жутко смешно. И с тех пор после каждой премьеры она спрашивала:
– Светка, ну что, потолок?
* * *
Своё новоселье в Москве «Сатирикон» справил только в 1987 году премьерой спектакля «Мир дому твоему». Как сказал в день открытия Аркадий Райкин: «Мы выехали из Ленинграда в 1981 году и только сейчас добрались до Москвы».
Пока ожидали новоселья, бесконечно гастролировали.
– Нас по четыре месяца не было дома, – вспоминала Марина Голуб. – Особенно часто бывали в Ленинграде. Приезжали туда в сентябре, и там была уже погода, когда не хочется ни гулять, ни работать… Хочется только пить и спать. Жили мы в «Октябрьской». И каждый вечер я слышала гимн и понимала, что уходит поезд на Москву. «Прощайте, милые мои. Если бы знать… когда нас отпустят».
Сентябрь, октябрь, ноябрь мы были в Ленинграде. Вот уже декабрь, а гастроли не прекращаются. И вдруг 15-го числа мне говорят: «Тихонечко собирай чемодан, кажется, завтра небольшую группу отпускают в Москву». – «И я там?!» Радости не было предела. Служение служением, но ужасно соскучилась по дому. Я помню, как рьяно кидала вещи в чемодан, как бежала к вокзалу, не обращая внимания на то, что у меня из чемодана торчат колготки и развеваются на ветру…[9].
Однажды вместе с театром Марина Голуб поехала в Будапешт.
– Это было время, когда в нашей стране не было вообще ничего, – говорила Марина Голуб. – А в Венгрию капитализм уже пришёл. И мы туда поехали с Аркадием Исааковичем Райкиным.
Перед тем как получать суточные, у нас был свободный час, нам сказали: «Погуляйте часок, а потом мы вам деньги дадим».
Мы пошли по городу. И вдруг я увидела всё то, о чём мечтала. Сережки из пластмассы цикламенового цвета, какие-то штанишки, немыслимые брючки, сумочки – всё, что я не могла купить на родине. И у меня случилась настоящая истерика. Я рыдала и говорила: «Отведите, пожалуйста, меня в гостиницу. Не выдавайте мне денег, я не хочу ничего. Мне ничего не надо!»
А потом, когда я всё-таки пришла в себя, получила деньги и, как сумасшедшая, делала этот шопинг. Вернувшись в Москву, я первым делом нацепила на себя все наряды разом. И моя подруга сказала: «А что, другого цвета там не было?»
В самом деле, советские женщины оказались просто помешанными на этом цикламеновом цвете. И когда однажды нас собрал Райкин, то все мы пришли к нему одетыми в одной цветовой гамме. Это было очень смешно[10].
Период «Сатирикона» длился недолго. О причинах своего ухода Марина Голуб позже рассказывала в эфире радиостанции «Эхо Москвы». С ведущей программы – Ксенией Лариной – в 80-х годах они вместе работали в театре.
– …Ксения не даст соврать. Она прекрасно знает эту историю. Но я хочу сказать, что вспоминаю про театр Райкина только самое хорошее, потому что Костя, действительно, очень многому научил меня в профессии, научил и отношению к профессии. Он возлагал на меня большие надежды. И однажды в начале сезона предложил ведущую роль. А я ему ответила, что беременна. Не каждому художественному руководителю это понравится…
Потом я родила и вернулась в коллектив уже немножко в другой форме. Роль от меня ушла – её играла другая актриса. И тут вдруг во мне начали говорить амбиции: мол, как же так, я способна, а он меня отстраняет. Потом, правда, когда у него, у самого, родилась дочь, он говорил:
– Да, наверное, я был не прав.
Но как бы то ни было, получился затянувшийся конфликт. И я сказала, что собираюсь уходить. Он сначала сказал:
– Нет, не надо.
Да и Сережа Урсуляк, который работал в это время в «Сатириконе» и ещё не ушёл в режиссуру, мне говорил:
– Ты знаешь, как в театре всё быстро меняется. Ну подожди немного. Побудь, погни, потом перевернётся ситуация, и всё будет хорошо.
Но я человек бегущий, бегущий по волнам. И я ушла в еврейский театр[11].
«Шалом»
Переход случился легко и стремительно – без долгого антракта. Рассказывает основатель и художественный руководитель театра «Шалом» Александр Левенбук:
– Я увидел Марину на сцене ещё задолго до того, как она пришла ко мне в театр. Однажды мы с женой побывали на спектакле «Лица» в «Сатириконе», и наше внимание привлекла артистка по фамилии Голуб. А моей хорошей знакомой по работе на эстраде была прекрасная чтица – Людмила Голуб. Само собой разумеется, что я решил ей позвонить:
– Людочка, мы были в «Сатириконе». Скажи, пожалуйста, Марина Голуб имеет ли к тебе отношение?
– Да, это моя дочь.
– А она дома?
– Дома. Сейчас передам ей трубку.
Я поделился с Мариной впечатлениями. Ей было приятно. А потом прошло какое-то время, и вдруг я встречаю Люду. Она говорит:
– Слушай, а ты не возьмёшь мою дочку в свой театр?
Я говорю:
– С радостью!
Так Марина стала артисткой нашего «Шалома», который только-только становился на ноги и был ещё мало кому известен.
В труппу «Шалома» Марина поступила в тот период, когда у нас явным лидером была Анетта Табачникова. Я боялся, что между ними возникнет конкуренция: слишком мощный у каждой был темперамент. Но обе они в силу своего изумительного воспитания повели себя замечательно, став, как мне показалось, подругами.
Но Анетта решила переехать в Израиль, и мне ничего не оставалось, как отдать Марине солидную часть её ролей. Думал, произведу замену, чтобы не оголять афишу, а постепенно в репертуаре появится что-то специально для Марины. Но Марина даже в этих вводах стала играть так интересно, ярко и замечательно, что очень скоро стала первой актрисой «Шалома». Подчеркну: русской актрисой еврейского «Шалома». На гастролях в Евпатории, помнится, какая-то дама поднялась на сцену, вручила Марине букет и сказала:
– Я не знаю, кто вы по национальности, но вы наш человек.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48
