Приближался конец лета. До дня вечеринки оставалась всего неделя. Селестрии теперь нравилось проводить вечера за чтением книг в скрытом уголке сада, который когда-то облюбовала себе Пенелопа. Когда тетушка была совсем маленькой, Нэнни всегда ставила там ее коляску во время полуденного сна. Девушка лежала как раз возле окна библиотеки, когда внезапно услышала голос своего отца, который оторвал ее от книги «Французская бухта». Он разговаривал с Джулией. Казалось, она плакала.
— У него большие неприятности. О, мне так не хотелось обременять тебя всем этим, дорогой Монти, но я не знаю, к кому еще я могу обратиться.
— Я рад, что ты пришла именно ко мне.
— Ты такой хороший человек. — Она сделала ударение на слове «хороший» с явным подтекстом: ведь Селестрия прекрасно знала, как на самом деле все, в том числе и Джулия, относятся к ее матери.
— И что это за неприятности?
Джулия тяжело вздохнула. Селестрия прижалась к стене и, словно играя в шпионов, осторожно приподнялась, чтобы посмотреть в окно. Ее отец стоял на другом конце комнаты, прислонившись к подоконнику, и курил сигарету. Его голос, твердый и уверенный, казалось, рассеивал волнение Джулии.
— Дела на ферме идут очень хорошо, — продолжала она, всхлипывая, — но ты же знаешь Арчи, он всегда внимательно следит за происходящим в городе. Он чувствует, что неразумно держать все яйца в одной корзине, поэтому решил вложить часть капиталов в акции.
Монти с серьезным видом покачал головой.
— Он уже сделал несколько неудачных капиталовложений, после чего купил часть земли, смежной с нашей, у Тома Притчетта, чтобы расширить наши владения. Он занял деньги, и… ну… в общем, сейчас он не может расплатиться с долгами. Думаю, что проценты большие, да и налоги тоже немалые. — Она опустилась на диван и снова начала плакать.
Селестрия была ошеломлена. Было непривычно видеть Джулию, всегда такую жизнерадостную, сейчас съежившейся от отчаяния. Она понятия не имела, что ее тетушка и дядя из-за денег оказались связанными по рукам и ногам. «Ну ничего, — подумала она, — папа все уладит. У него ведь уйма денег».
Монти пересек комнату и сел возле Джулии.
— Не волнуйся, милая, — сказал он, улыбаясь. — Я разберусь со всеми этими проблемами. И первое, что я хочу сделать, это взять на себя расходы по торжеству в честь дня рождения Арчи. Кто-кто, а я-то уж знаю, в какую копейку обходятся такие мероприятия. Я сделаю это с большим удовольствием, но пусть это останется нашим с тобой секретом. Я бы не хотел, чтобы Арчи узнал что-либо, он ведь такой гордец!
— Я все верну до копейки…
— Нет-нет. Пусть это будет подарок. В конце концов, ты принимаешь меня и мою сестру в Пендрифте каждое лето, и, поверь, это самое малое, что мы можем для вас сделать.
Джулия выпрямилась и сделала глубокий вдох, промокая платком глаза.
— Спасибо, Монти. Я знала, что на тебя можно положиться. В трудную минуту ты всегда рядом, наш рыцарь без страха и упрека в сияющих доспехах. И что бы мы без тебя делали? Ты просто славный парень!
— А ты прекрасная женщина, Джулия. Потрясающая жена и мать, и я рад, что ты обратилась именно ко мне.
— Уверена, Арчи очень бы не понравилось, если бы он узнал, что я решилась на это без его ведома. Но я была в отчаянии. Я не могла видеть, что ему приходится жить с таким ярмом на шее. Это приводит его в состояние депрессии и постоянного беспокойства, ложится непосильным грузом на его плечи. — Теперь, когда она предалась воспоминаниям, ее лицо вдруг озарила нежная улыбка. — Ведь он был совершенно другим, когда я выходила за него замуж. Разумеется, когда ты молод, ты веришь, что тебе и горы свернуть по плечу. Но он не был готов к тому, что Пендрифт перейдет к нему по наследству так быстро. И, конечно, даже не мог предположить, какой это будет тяжелой ношей. Мы все думали, что Айвен будет жить вечно. Конечно, у моего мужа не самый легкий характер, но я никогда не жалуюсь. Гораздо страшнее, когда он замыкается в себе и все время молчит, вот тогда действительно следует бить тревогу. По мне уж лучше, чтобы он в ярости разорвал все кругом на части, чем покуривал наедине с собой, закрывшись в кабинете. Видишь ли, мне трудно до него достучаться там. — Она вздохнула и положила ладонь на руку своего деверя. — Я так его люблю и так хочу восстановить нашу былую дружбу и доверие. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я говорю.
— Да, конечно. Даже больше, чем ты думаешь. И я хочу сделать все от меня зависящее, чтобы помочь тебе.
— Я больше не буду ни о чем просить, обещаю.
— Обращайся сколько угодно. Ты наша родня, а родственники должны держаться вместе.
Из холла послышался какой-то шум. Джулия вскочила с дивана и пригладила свою блузку.
— О господи, ведь это же Нэнни с Баунси. Они, должно быть, вернулись с пляжа. — Уже убегая, она остановилась на минуту и, повернувшись к Монти, сказала: — Пусть это будет наш маленький секрет. — И ее лицо озарила благодарная улыбка.
Селестрия продолжала наблюдать за отцом из своего убежища. Устало опустившись на диван, он закинул ногу за ногу и продолжал курить сигару, небрежно играя ею и наблюдая за тоненькой струйкой дыма, которая медленно растворялась в воздухе. Его глаза стали ленивыми, мысли куда-то унеслись, а лицо казалось необычайно серьезным. Ей не терпелось узнать, о чем он сейчас думает, почему выглядит таким грустным и отчего совсем не похож на себя. Ей вдруг стало неловко оттого, что она вот так шпионит за ним, подслушивая то, что не предназначено для ее ушей. Она снова взялась за книгу и вскоре позабыла о случившемся. Но вместо того чтобы читать, она принялась обдумывать готовящуюся вечеринку в честь дня рождения дяди Арчи. Она выбирала между двумя нарядами: одно платье — бледно-голубое, шелковое, подчеркивающее цвет ее глаз, а другое — серовато-розовое с модной красной лентой, выгодно подчеркивающее ее тонкую талию, и она никак не могла определиться с выбором. Ведь Джулия пригласила мальчиков из семьи Уилмотт, которые проводили каникулы в местечке под названием Рок, и, если память ей не изменяла, один из них — Дэн Уилмотт — был довольно обходительным.
Глава 3
Селестрии следовало бы знать, что не всегда все идет так, как хочется. Последствия затруднительного положения, в котором очутился Арчи из-за долгов, вскоре отразятся на всех них так, как она и представить себе не могла. Но она была молодой и эгоистичной. И сейчас единственным предметом, который занимал ее мысли, был приближающийся юбилей Арчи. Ее платья висели в шкафу, похожие на волшебные мантии, в которых Селестрия мысленно переносилась на бал, где все сверкало от ослепительного света люстр и блеска хрусталя и где мужчины смотрели на нее с восхищением, а женщины — с завистью. Где музыка эхом отражалась от стен с висящими на них зеркалами, а в бокалах с длинными ножками бурлило шампанское. Ей был всего двадцать один год, и ее сердце жаждало любви.
Джулия была всецело занята приготовлениями к приближающемуся празднику — дню рождения ее мужа. Это случалось каждый год, и никто бы не догадался, какие тревоги и волнения скрываются под ее беспечной улыбкой. Как раз приехал фургон, и из него стали выходить мужчины, которые должны были установить палатку. Поставщики провизии несли ящики с бокалами и остальной посудой. Селестрия наблюдала за работой этих возбужденных людей и чувствовала, как ее фантазия наконец превращается в реальность. Конечно, это не шло ни в какое сравнение с утонченными лондонскими вечеринками, но ей так не хватало увеселительных мероприятий, что сейчас ее вполне устроила бы и эта. Она представляла, как там соберется множество людей, с обожанием наблюдающих за ней, и она всю ночь напролет будет танцевать с Дэном Уилмоттом в том платье, которое она выберет. Наконец-то хоть что-то встряхнет Корнуолл и выведет его из долгой спячки. Кто знает, может, она еще и влюбится, недаром ее мать не перестает повторять, что любовь приходит тогда, когда ее совсем не ждешь.
