Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
«Он кажется очень замкнутым и склонен оставаться в уединении, – писал О’Хэнлон. – Такое поведение возникает, скорее всего, не из-за подавленного состояния, а из-за застенчивости». В школе у Алана не было друзей, и по крайней мере один раз другие мальчишки запирали его в подвале общей гостиной.
В школе Алан продолжал свои химические опыты, которые были встречены ненавистью остальных, которые видели в этом задатки зубрилы, к тому же в ходе экспериментов выделялись неприятные запахи. «Нельзя сказать, что его внешний вид неопрятен, – характеризовал его О’Хэнлон в конце 1926 года, – наоборот, он сам понимает, когда ему нужно исправиться. Склонен поступать по-своему и не вызывает симпатию у сверстников: он кажется неунывающим, но я не всегда могу быть уверен, что его веселье не напускное».
«Его поведение зачастую вызывает насмешки других, но я не нахожу его несчастным. Несомненно его нельзя назвать «нормальным» мальчиком в полном смысле этого слова, вследствие чего он ощущает себя менее счастливым», – отметил он в школьном отчете уже в конце весеннего семестра 1927 года. Директор Шерборна в своем отчете был более однозначен: «Ему придется постараться, чтобы найти свое призвание; между тем он мог бы добиться большего, если бы попытался направить все свои усилия, чтобы влиться в школьный коллектив – у него должен быть командный дух».
Алан больше походил на своего отца, который избегал спортивных игр во время своей учебы в Бедфорде. Мистер Тьюринг, у которого не было чрезмерного почтительного отношения к учителям, обратился с особой просьбой для Алана, чтобы он не участвовал в общих играх в крикет, и О’Хэнлон пошел ему навстречу, заменив крикет игрой в гольф. Но мальчик снискал славу «зануды», часто подводя остальных из-за своей пассивности. Его также называли грязным из-за его смуглого оттенка и сальности кожи и постоянных чернильных пятен на руках и лице. Казалось, авторучки извергались фонтаном чернил каждый раз, стоило только ему взять их в руки. Его волосы, которые естественно спадали на лоб, не хотели укладываться нужным образом, его рубашка постоянно не была заправлена в брюки, а галстук развязывался. Казалось, он так и не научился определять соответствие петель и пуговиц на пальто. На параде Корпуса военной подготовки в пятницу днем он заметно выделялся из толпы остальных учащихся: фуражка лихо сдвинута, плечи сгорблены, форма не по размеру, а намотанные на ноги портянки делают их похожими на абажуры. Все его особенности легко поддавались всеобщим насмешкам, в особенности его застенчивый, чуть дрожащий, высокий голос. Казалось, что он не заикается, а скорее медлит, словно ему приходилось долго думать, как выразить свои мысли.
Миссис Тьюринг замечала то, чего больше всего опасалась – что Алану так и не удастся влиться в жизнь частной школы. К тому же он не был популярен среди остальных учеников, и среди преподавателей тоже. И в этом он потерпел неудачу. С начала первого семестра его отправили в промежуточный класс, который назывался «Шелл», вместе с мальчиками на год старше, испытывающими похожие трудности в учебе. Позднее его перевели в другой класс для учеников со средними результатами. Алан едва заметил перемену. Лица преподавателей сменялись одно за другим – в общей сумме семнадцать за четыре семестра. И ни один из них так и не понял одного мечтательного мальчика среди остальных двадцати двух учеников класса. Его бывший одноклассник так описывал тот период учебы: «…он был ходячей мишенью по крайней мере для одного преподавателя. Алан умудрялся испачкать свой воротничок чернилами, и тогда преподаватель поднимал его на смех перед всеми: «И снова Тьюринг измазался чернилами!» Досадный пустяк, можно было подумать, но этот пример никак не выходит у меня из головы, как порой жизнь чувствительного и безобидного мальчика… может превратиться в сущий ад за стенами частной школы».
Школьные отчеты составлялись дважды за семестр, и можно себе представить, как нераскрытые конверты, полные обвинений, утром ложатся на стол перед мистером Тьюрингом, «подкрепившимся раскуриванием трубки-другой и чтением «Таймс». Алан в таком случае попытался бы сказать нечто вроде: «Папа читает табель успеваемости, словно ведет застольную беседу» или «Папе стоило бы хоть раз взглянуть на успеваемость остальных мальчиков». Но отца не интересовала успеваемость остальных, и он видел лишь то, что его с трудом накопленные деньги растрачиваются попусту.
Однако Алан не видел смысла в получении образования, о котором так пеклись его родители. Даже занятия французским языком, некогда его любимые, больше не приносили ему радости. Преподаватель французского языка писал: «Меня разочаровывает отсутствие в нем интереса к предмету, кроме тех случаев, когда его что-то забавляет». У него была удивительная способность, которая приводила в недоумение остальных, отсиживаться на занятиях в течение всего семестра, а затем оказываться одним из первых по результатам экзамена. Тем не менее, занятия по греческому языку, к изучению которого ему впервые пришлось приступить в Шерборне, он полностью проигнорировал. На протяжении трех семестров он получал самые низкие результаты на экзаменах, после чего его мнение услышали и ему неохотно позволили бросить курс греческого языка. «Получив такую исключительную возможность, – писал О’Хэнлон, – он глубоко ошибается, продолжая считать, что лень и безразличие позволят ему избежать нелюбимых предметов».
Учителя математики и естественно-научных дисциплин в характеристике ученика были более благожелательны, и все же им тоже было на что жаловаться. Летом 1927 года Алан показал своему учителю математики Рандольфу одну свою работу. Это было представление тригонометрической функции (котангенса) в виде десятичного ряда с использованием чисел Бернулли. Алан вывел ее самостоятельно, без использования элементарного дифференциального исчисления (он еще не был с ним знаком). Рандольф был поражен, и тут же сообщил классному наставнику о гениальности ученика. Но эта новость была воспринята с явным неодобрением. Алана едва не перевели в класс ниже, и сам Рандольф неблагосклонно отозвался о его достижении: «Плохо, что он проводит много времени, по всей видимости самостоятельно изучая высшую математику и пренебрегая работой в классе. В любой дисциплине всего важнее усвоить основы. Его работа никуда не годится».
Директор в свою очередь сделал предупреждение: «Надеюсь, он не совершит ошибку. Если он останется в школе, то должен поставить перед собой цель – стать образованным. Если же он должен быть только ученым, то напрасно тратит здесь свое время».
Эта угроза упала камнем на кофейный столик мистеру Тьюрингу, поставив под сомнение все, за что боролись и о чем молились мистер и миссис Тьюринг. Но Алан нашел лазейку в школьной системе, которую директор Шерборна Науэлл Смит назвал «необходимость поддерживать известность и славное имя английской частной школы». Вторую часть семестра он провел в санатории, переболев там свинкой. Но когда он вернулся в школу, чтобы как обычно сдать экзамены, он стал победителем в рамках конкурсной программы. Директор отметил: «Своей победой он полностью обязан математике и естественнонаучным дисциплинам. Тем не менее, он показал улучшения и по ряду гуманитарных предметов. Если он будет продолжать в том же духе, он станет блестящим учеником».
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
