– Ты считаешь, ей нужно мороженое? Послушай, Трисия, она обнаружила тело, а гланды ей вырезали уже давно.
Обычно, когда дискуссия обо мне доходит до этой стадии, я не выдерживаю и вмешиваюсь, но сегодня у меня не было ни сил, ни желания. Как хорошо, что у меня есть друзья, готовые спорить по поводу того, как лучше поставить меня на ноги. Или напоить меня так, чтобы я не держалась на ногах, что в конечном итоге, может быть, было бы полезнее. Нужно только убедиться, что я надела туфли и благополучно разобралась со всеми ремешками, прежде чем я окончательно опьянею.
– Ей необходимы жиры и углеводы, – сухо проронила Трисия.
– С каких это пор они считаются полезными? – рецепт Трисии не произвел впечатления на Кэссиди, хотя мне, признаться, очень понравился.
– Да это элементарная химическая реакция на стресс. В результате выброса адреналина организм жаждет жиров и углеводов. Так что пока она не набросилась на пиццу, давай позволим ей сладкий коктейль, – Трисия оглянулась на меня. – Идет?
Я дернула плечом в знак согласия. Конечно, если я набью рот пиццей, скулы Сигурни Уивер сразу исчезнут. Трисия победно улыбнулась. Она обожает контролировать ситуацию – любую, кроме своей собственной жизни. У них это в роду. Ее отец руководит политическими кампаниями, а мать только и делает, что участвует в благотворительных акциях. Вся семейка на этом немного повернута, но чего еще можно ожидать от республиканцев из Новой Англии с двухсотлетним стажем? Достаточно сказать, что Трисию назвали так в честь дочери Никсона[23]. Она не хочет, чтобы окружающие об этом знали, но с другой стороны, никому не позволяет называть себя Триш. Трисия – очень педантичная особа, но для тех, кого любит, она готова на все.
Официантка принесла шампанское, и Трисия тут же отправила ее за «Бренди Александр».
– Означает ли это, что шампанского мне не достанется? – поинтересовалась я, когда официантка отошла, и Кэссиди принялась разливать пенящуюся жидкость. В ответ Кэссиди демонстративно придвинула ко мне первый бокал.
Трисия нисколько не обиделась.
– Пей все, что поможет тебе прийти в себя, дорогая. Как ты?
Я задумалась, подбирая подходящее слово.
– Сюрреалистически.
Кэссиди подняла бокал, и мы последовали ее примеру.
– За Молли Сюрреалистку!
– За Тедди, – отозвалась я. Они замерли, но я решительно поднесла бокал, к губам. Я действительно хотела выпить за Тедди. Мир праху его. Но я ограничилась всего одним глотком, потому что идея о «Бренди Александр» нравилась мне все больше и больше, а мне не хотелось испытывать судьбу, слишком смело смешивая напитки.
– Ей кажется, что она пришла в себя, – сказала Кэссиди Трисии, – но шок еще не прошел. Представляешь, она собирается изображать Нэнси Дрю[24].
– Я этого не говорила! – запротестовала я.
– Ты сказала, что хочешь раскрыть это преступление.
Трисия пришла в ужас.
– Молли, что ты задумала? – спросила она каким–то чересчур уж материнским тоном.
– Я хочу помочь, – ответила я, но прозвучало это гораздо слабее, чем мне хотелось. Может быть, все та же гнусная тварь теперь сдавила мне горло. Ладно, не такая уж высокая цена за красивые скулы. – Тедди был моим другом, и я хочу, чтобы к нему отнеслись с должным вниманием. Он это заслужил.
– Тогда займись траурной церемонией, – предложила Трисия. – Только не превращайся в члена «Комитета бдительности»[25]! – она обернулась к Кэссиди, чтобы я не успела возразить. – А что говорит полиция?
Кэссиди с готовностью подхватила:
– Кража, которая пошла не по сценарию.
– Они знают свое дело, Молли, – предупредила Трисия.
– Но они не знают Тедди. Он бы отдал грабителям то, что от него потребовали, да еще и от себя добавил бы маленький подарок, лишь бы его не трогали.
– Этого не всегда бывает достаточно, – заметила Кэссиди. – Иногда люди не оказывают сопротивления и их все равно убивают, потому что грабитель – псих.
– Я понимаю. Просто во всем этом есть что–то… – я еще слишком плохо себя чувствовала, чтобы вступать с ними в спор. Даже не могла пока толком сформулировать свои ощущения. – Я могу увидеть в этом деле что–то, чего полиция не увидит.
– Ага, благодаря твоим тесным отношениям и дружбе с Тедди, – пробормотала Кэссиди.
– Ну хорошо, пусть мы не были близкими друзьями, но я все–таки знала его. А они нет.
– Им платят деньги за то, чтобы они все о нем узнали. И раскрыли преступление, – продолжала Кэссиди с оттенком раздражения. – А ты… – она не договорила, потому что в голову ей пришла новая мысль. – Я поняла, – медленно произнесла она, и продолжила, обращаясь к Трисии тоном училки, разъясняющей азы не поспевающему за ней первокласснику, – Молли хочет раскрыть преступление. Молли хочет стать настоящим журналистом, когда вырастет.
– Благодарю за поддержку, госпожа Верховная Судья, – выстрелила я в ответ. То, что Кэссиди, по сути, была права, не имело значения. Совсем необязательно быть такой стервой.
– Подождите минутку, – наконец врубилась Трисия. – Молли, ты хочешь использовать смерть коллеги, как трамплин для собственной карьеры?
– Вовсе не поэтому, – запротестовала я.
– Ах, ты – такая добрая самаритянка, что собираешься очертя голову, не имея никакого опыта, влезть в самую гущу полицейского расследования, хотя никто тебя не приглашал? – уточнила Кэссиди. – Ну, а между делом написать статью, которая сделает тебе имя.
Услышать, как Кэссиди произносит это вслух, да еще с присущей ей язвительностью, было нелегко. Я чувствовала, как тает моя решимость. Наверно, с моей стороны было наивно думать, будто я могу помочь разгадать убийство Самым Лучшим Полицейским Нью–Йорка. И если детектив Липскомб считает, что это была кража, он говорит на основании своего опыта, значит, есть вероятность, что он прав. Моя склонность к мелодраме и вечный поиск второго дна еще не означают, будто в гибели Тедди кроется нечто помимо того, что лежит на поверхности.
Я сделала глубокий вдох и медленно выдохнула – урок, вынесенный из короткого прошлогоднего заигрывания с йогой. Не помогло. Мои свежеобретенные скулы стремительно таяли. Потянувшись через стол, Трисия мягко накрыла мою руку. У нее изящные маленькие ладони, всегда прохладные и сухие. Их можно было бы назвать идеальными, если бы не ее привычка ковырять заусенцы. Лак у нее никогда не держится дольше трех часов, потому что она начинает отшелушивать его любым инструментом, который попадется под руку. Раньше мы обычно ходили делать маникюр по субботам, но Юни, хозяйка салона, сказала Трисии, чтобы та больше не появлялась, пока не избавится от своей привычки и не научится уважать их мастерство.
