Трисия откинула прядь с моего лица и, кажется, осталась довольна результатом. Может быть, мне не так уж и нужна щетка для волос.
– Как ты себя чувствуешь? Что мы можем для тебя сделать?
Я замешкалась с ответом, поскольку искренне не знала, что сказать. На помощь пришла Кэссиди:
– Ты принесла туфли. Начало положено.
Трисия вытряхнула из пакета восхитительные босоножки от Джузеппе Занотти[16], о которых я могла только мечтать с тех пор, как безвременно почившая пара от Джимми Чу исчерпала мой бюджет на год вперед.
– Я забыла спросить у Кэссиди, какая на тебе одежда, а эти туфли подходят решительно ко всему, – объяснила Трисия, слегка повышая голос, чтобы перекричать гоготавшую позади нас компанию.
Кэссиди сочла, что возвращение в исходную точку сегодняшнего маршрута может нас немного успокоить, поэтому мы опять сидели в «Джанго». Миллионы ниток розового бисера, которые здесь играют роль портьер, и впрямь действовали успокаивающе, но публика подобралась уж больно шумная. Лучше бы мы пошли в джаз–клуб. Там, по крайней мере, глушится все подряд. Нет, я ничего не имею против «Джанго». Отличное местечко, если хочешь поохотиться, но сегодня у меня было неподходящее настроение для флирта.
– Надень их, – предложила Кэссиди. – Сразу почувствуешь себя лучше.
Я взяла туфли и держала на коленях, стараясь незаметно снять пластиковые шлепанцы. Кэссиди купила их для меня в круглосуточном «Райт–Эйд»[17], куда нас привез таксист. Она настояла, чтобы я оставалась в такси, не без удовольствия перечислив кучу болезней, которые я уже могла подцепить, пройдя босиком от нашего офиса до машины.
Когда мы только вышли из офиса на улицу, первый же глоток свежего воздуха буквально ошеломил меня. В нормальном состоянии я никак не могу назвать воздух Лексингтон–авеню в Нью–Йорке свежим, пусть даже в октябре, но по сравнению с тем, чем нам пришлось дышать в течение последнего часа, этот казался утренним ветерком, веющим над свежескошенной лужайкой. Вообще–то, будучи убежденной горожанкой, я никогда не вдыхала запаха свежего сена, но в данном случае не могла не оценить контраст. Я дышала так глубоко и часто, как только могла, пока обеспокоенная Кэссиди наконец не схватила меня за руку.
– Ты что, пытаешься сделать гипервентиляцию? – похоже, она этого не одобряла.
– Думаешь, это поможет? – Я чувствовала некоторую легкость в голове, но это было даже приятно.
– Поможет чему?
– Вот этому, – я потерла место в центре грудной клетки, где, как мне казалось, она должна была видеть тугой пульсирующий узел. Когда мы спускались в лифте, у меня было ощущение, что какое–то злобное маленькое чудовище залезло в меня и копошится внутри, устраивая себе гнездо. Теперь же эта тварь когтями пыталась проложить себе путь наружу. Я почувствовала себя Сигурни Уивер[18]в «Чужом»[19]. Мысли о фильме на короткое время отвлекли меня от боли. Как и то, что я представила себя с красивыми скулами Сигурни. Но это помогло не больше чем на минуту.
– Покричи, – предложила Кэссиди.
– Что?
– Крикни. Заори. Страшный, громкий, истошный вопль. Изо всех сил, – я колебалась, но Кэссиди взмахнула рукой. – Давай. Это же – Манхэттен. Если только ты не закричишь: «Пожар!», или не начнешь орать без перерыва, никто даже не обратит внимания. Зато ты почувствуешь себя гораздо лучше.
Мерзкая тварь уже готовилась разорвать меня изнутри, и я решилась. Сделав глубокий вдох, я встала на цыпочки и заорала. Гнусное создание, не выдержав, выскочило из гнезда и улетело прочь. Там, где оно копошилось, осталось неприятное ощущение, но в целом Кэссиди оказалась права. Мне стало гораздо лучше.
Впрочем, насчет Кэссиди я не вполне уверена. Она смотрела на меня со странной смесью испуга и уважения. Думаю, она ожидала услышать нечто вроде тех деликатных восклицаний, которые я издавала в офисе.
– Bay! – наконец произнесла она и шагнула на край тротуара, чтобы остановить такси. – Позвонишь своему психоаналитику сейчас или подождешь до утра?
– Мне уже лучше. Все о'кей, – я действительно быстро приходила в себя и знала, что скоро буду в полном порядке. Правда, случившееся никак не укладывалось в голове, я понимала, что для этого потребуется еще некоторое время. С другой стороны, мне бы и не хотелось быть человеком, который может обнаружить мертвое тело и при этом даже бровью не повести.
Но сейчас, когда я сидела в баре с Трисией и Кэссиди, отвратительная тварь опять пыталась заползти в свое логово. Я подумывала о том, чтобы в очередной раз закричать, но решила, что здесь это может привлечь излишнее внимание. Делая очередной глубокий вдох, я снова представляла красивые скулы, одновременно старясь не разлить содержимое своего стакана.
– Кэссиди, а ты–то как? Тебе ведь тоже пришлось пройти через весь этот ужас, – Трисия подвинула стул так, чтобы оказаться ровно посередине между Кэссиди и мной.
– Спасибо за заботу, но это бенефис Молли. Она была знакома с покойником, и она лишилась туфель.
– Тем не менее, – Трисия вскарабкалась на свой стул. Из нас троих она самая маленькая и изящная. «Слишком высокая для гимнастики, слишком низенькая для подиума», – в отчаянии кричала она в колледже. Правда, ни одна из этих карьер ее всерьез не привлекала. Трисия всегда была в какой–то мере серым кардиналом, и ее стремление организовывать жизнь окружающих держит нас с Кэссиди в тонусе. При всей сдержанности и мягкости Трисия – искусный собеседник, и вы не успеете опомниться, как будете обсуждать с ней любые вопросы – от свиданий вслепую до благотворительных взносов, и при этом так и не поймете, каким образом она вас разговорила.
– Что ты пьешь? – спросила меня Трисия, скорее тоном медсестры, заполняющей историю болезни, чем подруги, решающей, что заказать для себя.
– «Каплю лимона»[20].
– Я заказала шампанское. Оно поможет ей заснуть, – пояснила Кэссиди.
Трисия тряхнула головой, рассыпав по плечам каштановые волосы.
– Где официантка?
– Зачем тебе? – спросила Кэссиди, почуяв несогласие.
– Ей нужен «Бренди Александр»[21].
– Почему это? – немного обиженно переспросила Кэссиди.
– Потому что здесь не подают «Хаген–Даз»[22].
