Когда Кристофер обнаружил, что его мать променяла привязанность к своему ребенку на звездную карьеру, он не сразу смог смириться с этой мыслью. Беззаветная любовь его отца частично компенсировала нехватку материнского тепла. Он многому научил своего сына. Но главный урок, который вынес мальчик, это то, что любовь всегда трагична и требовательна.
Когда он был еще совсем ребенком, он поклялся, что никогда не отдаст своего сердца той, которая не сумеет оценить его дара. Он ни за что не закончит свою жизнь, как его отец, который угас, вспоминая о своей единственной любви, поступившей по отношению к нему так жестоко.
Взгляд Кристофера вернулся к женщине, бредущей по пляжу. Она наклонилась, чтобы поднять раковину, и теперь отряхивала с нее песок.
— С любовью играть опасно, мисс Зануда, — прошептал он.
3
Пока Кристофер распиливал и складывал в тележку ветки, которые он срезал с деревьев вчера, у него было достаточно времени, чтобы поразмышлять над поведением этой мисс Хенфорд. Сегодня он работал за домом, но даже там слышал, как весь день машины сменяли друг друга. Каждый раз, когда новый автомобиль шелестел шинами по гравию подъездной аллеи, Кристофер чуть не скрежетал зубами.
К нему то и дело возвращались его детские воспоминания. Он не мог забыть, как украдкой ходил в кино, чтобы посмотреть на свою маму. Она улыбалась ему с экрана широкоформатной улыбкой, как будто знала, что там, в полутемном зале сидит ее сын. Ванесса Жоли, королева Голливуда, добилась своего — стала звездой экрана, переступив, не раздумывая, через судьбы людей, которые любили ее. Сейчас ей было где-то за пятьдесят, она все еще была известна, хотя уже и не снималась так часто. Насколько он знал, недавно она в пятый раз вышла замуж за своего очередного юного поклонника. Но теперь это было ему совершенно безразлично — у него не осталось к ней никаких чувств. Для него она была просто циничной и расчетливой женщиной, которая ни разу не вспомнила о своем единственном сыне.
К шести часам Кристофер смертельно устал, выпачкался с ног до головы и был готов рвать и метать. Все действовало ему на нервы — его раздражала пила, которая затупилась, ему досаждали машины, которые наполняли чистейший морской воздух угарным газом, он злился на себя самого за то, что позволил какой-то дамочке так завести себя. Ну и что из того, что она подбирает себе мужа, словно покупает вещь соответствующих характеристик, и делает это в его собственном доме, пока он горбатится на заднем дворе? Какое ему дело до нее?
Когда Кристофер немного успокоился, он заметил, что дверь дома приоткрылась, и его соседка вышла на задний двор, чтобы посмотреть на море. Он прекратил работу, чтобы не привлекать ее внимания шумом, и наблюдал за ней, полускрытый большой поленицей дров.
Она подошла к плетеному креслу и села в него. К его удивлению, она скинула туфли, кожаные на этот раз, и поставила их рядом с собой. Затем наклонилась и стала медленно снимать чулок.
Тонкая полоска белой незагорелой кожи показалась из-под той же широкой юбки, которую он видел вчера. Женщина, видимо, была так погружена в свои собственные мысли, что даже не допускала, что за ней кто-то может подсматривать. Сняв чулок, она аккуратненько сложила его, положила в туфлю и принялась за другой. На этот раз она не очень заботилась о том, чтобы поскорее прикрыть свои прелестные ножки. А он еще вчера заметил, как они хороши, — стройные, длинные, с изящными лодыжками, словно у скаковой лошадки.
Кристофер прекрасно знал, что подглядывание никогда не считалось достойным занятием, но он не мог ни отвернуться, ни заставить себя подать ей какой-то знак, предупреждающий о том, что он находится здесь.
Его соседка так же аккуратненько поместила второй чулок в туфлю, затем поправила юбку и стала молча смотреть на море. В бесформенной синей юбке и блузке с короткими рукавами, мало отличающейся от мужской рубашки, она выглядела как скромная сельская учительница.
Она еще немного посидела, затем отсутствующим взглядом посмотрела в его сторону, но, к счастью, не заметила ничего, так как была слишком погружена в свои собственные мысли, потом встала и пошла к калитке. К сожалению, ее нелепый наряд не мог скрыть красоту ее призывных губ, которые словно были созданы для того, чтобы петь оды страсти, сгорая от любви в мужских объятиях. Даже несуразная прическа не могла испортить ее очарование.
Когда она проходила мимо Кристофера, он сделал шаг вперед и намеренно уронил ветку, чтобы привлечь ее внимание. Она замерла, пораженная. Ее зеленые глаза горели негодованием.
— Добрый вечер, — кивнул он ей.
— Вы все это время были там? — охнула Глория.
Он снял рабочие рукавицы и положил их на дрова.
— Не могу сказать, что я родился здесь, но да, большую часть дня я провел, работая с этим деревом.
— Вы могли бы из приличия подать хоть какой-то знак!
— Если вы ведете речь о процедуре вашего освобождения от чулок, то я, крошка, видал зрелища и покруче в современных фильмах. Что, день не задался?
Она перевела взгляд на море и пробормотала:
— День был просто прекрасный! — И медленно пошла прочь.
Он усмехнулся над ее наивностью. Она что, и вправду надеялась, что ее способ создания семьи будет легче традиционного? Он откашлялся и пошел за ней следом.
— Прекрасный? Вам уже, видимо, удалось отобрать пару подходящих ребят?
Он обогнал ее и, открыв калитку, пропустил даму вперед. Она задрала нос повыше и сквозь зубы процедила скупые слова благодарности.
Кристофер быстро запер калитку и в несколько шагов догнал ее.
— Так сколько же точно? Пять? Десять? И, кстати, я что-то подзабыл, с чего это вы обратились к такому нешаблонному способу устройства личной жизни?
По ее лицу он явно видел, что его преследования ее вовсе не веселили. Она подарила ему взгляд, от которого менее храбрый человек просто бы ретировался.
— Послушайте! Я собираюсь немного прогуляться по пляжу! Я имею на это право, потому что сполна заплатила за все это!
— Ну ладно, ладно. Не кипятитесь так. Это ведь все ради карьеры, правда?
Девушка чуть было не споткнулась, но тут же пришла в себя.
— Но ведь я вам ничего не говорила об освободившемся месте! Откуда вы знаете? Вам Люси сказала?
Черт! Он так и знал… Опять он в который раз оказался прав… Пряча свое раздражение под маской безразличия, он пошел с ней рядом.
— Да нет, она мне ничего не говорила. Это вы рассказали мне все только что.
Она залилась краской.
— Это было подло с вашей стороны!
— А разве не подло использовать ничего не подозревающих мужчин в своих целях?
Ее зеленые глаза широко распахнулись, словно блюдца. От этого он почему-то потерял всякую способность сдерживать свой гнев.
