Он вскочил на ноги и снова направился к двери.
— Стоять! — крикнул мужчина.
Ноги Джулио застыли, а вот тело и руки продолжали двигаться. Он так далеко наклонился вперед, что рухнул, придавив собой скрипку. Это была скрипка мистера Ноа, его любимая, а не дешевая поделка, на которой Джулио учился играть до того, как перешел в старшие классы и повстречался с мистером Ноа. Тот был увлечен музыкой почти так же, как и Джулио.
И теперь Джулио обманул доверие мистера Ноа.
Джулио сел, поднял черный гриф скрипки с невредимыми колками, взглянул на разбитый корпус, медового цвета снаружи и с бледным неполированным деревом внутри. Струны все еще удерживали гриф и корпус вместе, но что толку! Он ощупал обломки дерева, провел пальцем по краю отверстия. Это уже никак не склеить.
Слезы хлынули у него из глаз. Абсурд какой-то! Ему семнадцать, а он плачет. Хотя на самом деле он ощущал внутри комок гнева, да такой, что ему было трудно дышать. Он оглянулся и посмотрел на мужчину.
— Всему виной твоя глупость, — сказал тот.
Джулио вскочил.
— Нет, — закричал он, прижимая скрипку к груди.
На какой-то момент его охватило чувство вины, когда он подумал, что все это из-за него. Но разве он просил похищать себя из класса, не дав даже убрать скрипку в футляр? Нет. Из глаз его лились слезы. Никогда в жизни он еще не был так зол.
— Сядь, — сказал мужчина уже в третий раз.
— Нет.
Мужчина взмахнул рукой и произнес несколько слов. Джулио обнаружил, что ноги сами несут его к креслу. Он сел.
Потом взглянул на другого юношу. Тот пристально смотрел на него, как хищная птица на мышь. Джулио, стыдясь, утер слезы. Может, он и не мог противиться приказам незнакомца, но он не собирался показывать свою боль тем, кому до этого нет дела. Гнев жег его изнутри. Ему удалось унять слезы.
— Расскажи мне о своих друзьях! — Теперь в голосе незнакомца появились нотки злости.
Он теряет контроль. Джулио не раскрывал рта. В нем было столько злости и боли, что не осталось места для повиновения.
— Очень хорошо, — сказал мужчина. — Подумай немного.
Он взмахнул рукой три раза и произнес тяжелые леденящие слова. На полу, вокруг стула, на котором сидел Джулио, появились какие-то знаки: два концентрических крута в голубом пламени, а в кольце между ними неизвестные символы, начертанные кроваво-красным. Джулио почувствовал, что у него внутри все заледенело. Он крепче сжал гриф скрипки, но его рука будто онемела; он даже не чувствовал пальцев. Мужчина сделал еще один жест и добавил какие-то слова, еще более холодные и острые, как бритва.
И Джулио пропал.
Полная темнота, темнее слепоты. Жуткий холод, пронизывающий до костей. Какое-то время — тишина.
Потом появились звуки. Голоса, вой, крики и каждый — чистый, холодный поток эмоций: искреннего горя и сожаления, умопомрачающего ужаса, кипящего гнева. И каждый из них впечатывался в мозг и сердце Джулио.
Он был таким хорошим слушателем.
Потом возник гнус, норовящий впиться в глаза Джулио. Ему казалось, что глаз уже нет. Крохотные зубы вгрызались в мозг, и каждый укус причинял отдельную боль.
Он боролся. Он отмахивался от жалящего гнуса, пытался руками закрыть уши. Но его тела как бы не было с ним, и защититься было нечем. У него остались только слух, кожа, мозг и сплошная боль. Крики ужаса флейты, пронзительный визг скрипки в злости, гулкие удары барабана, ухающего гневом, бесконечная грусть виолончели и голоса других инструментов, которые он никогда не слышал, выражавшие чувства, от которых ему хотелось кричать и заламывать руки. Полный разлад и дисгармония. Глубокое отчаяние трубы, шелест ужасного стыда литавров, невыносимые крики пытки, боли и агонии. Джулио силился сделать из всего этого музыку, но хаос не хотел укладываться в мелодию. Каждая новая нота, каждый новый голос резал и пилил его, причем по-своему, в своем темпе.
Это становилось все сильнее и невыносимее.
Наконец он перестал бороться и пустил все это в себя. Стало еще больнее.
Он чувствовал, как его режут на куски. Ему нужна была помощь.
— Натан! — закричал он. Но никакого звука не последовало: у него не было рта.
Звук существовал где-то рядом. Он резал его.
Нужно было начать свою собственную песню.
Он мысленно произнес: «Натан». Получился какой-то писк. Он снова мысленно позвал его, стараясь отвлечься от всего, что причиняло боль.
— Натан! — Его крик перекрыл весь шум, он услышал, как его собственный тенор звучит посреди всей этой какофонии.
— Да?
Это голос Натана! Джулио собрал все свои силы:
— Натан!
— Кто это? Кто меня зовет?
Ниточка звука! Используя каждое слово как узел, Джулио подтягивал себя ближе к источнику, откуда шел голос. Это был единственный связный звук посреди хаоса.
— Натан?
— Что? Кто здесь?
Джулио вытягивал себя оттуда, куда его занесло, пытаясь вынырнуть на поверхность. Теперь он оказался совсем в другом месте. Крики стихли, и укусы прекратились. Теперь он висел в другой, более мягкой темноте.
— Натан, — снова позвал он и удивился, насколько чисто и ровно прозвучал его голос. Таким он его еще никогда не слышал. На какой-то момент он забыл обо всем, вслушиваясь в него.
— Джулио? Это ты? — В голосе Натана Джулио расслышал тревожные нотки.
— Нат, где я? Я ничего не вижу.
— Ты в моем доме, — сказал призрак. Голос его звучал красиво, но в нем чувствовалось опасение. — Что с тобой случилось?
— Я не знаю. Я… — Джулио потянулся вперед и коснулся лица Натана. — О господи, ты здесь. — Он чувствовал холодную кожу, трепет ресниц, скользнувших по его пальцам, потом дотронулся до носа и губ.
— Джулио, — сказал Натан. Джулио почувствовал, как при этом шевельнулись его губы. — Что ты делаешь?
— Я… — А что он делал? Ведь призрак был неосязаем. Как мог Джулио дотрагиваться до него?
— Извини. Я… м-м-м… просто это было так ужасно! — Он продвинулся вперед, прижался к призраку и крепко обнял его. Он не понимал, как такое может быть, но ему нужно было коснуться чего-то надежного.
— Извини. Прости меня, — бормотал он, прижимаясь еще крепче. Рукой он щупал ткань рубашки Натана, а щекой терся о его плечо. Тело призрака было твердым и холодным, но это была такая же плоть, как и у других людей.
— Мне было страшно. Прости. Я не могу… — Он никак не мог отпустить его. Что, если снова затянет туда, откуда он с таким трудом выбрался?
Но вдруг он заставляет Натана терпеть то, что ему было неприятно? Все равно Джулио не мог оторваться от него. Его охватила паника.
