После мы выполняли упражнения на расслабление лежа. Потом мы изображали различные характеры — мне достался свихнувшийся компьютерный фанат; а затем мы все разыгрывали, будто находимся на вечеринке в офисе. Это было смешно.
Время пролетело незаметно. Когда мы закончили, я подошла к Ариэль, которая все время неподвижно просидела на стуле.
— Пойдем, — сказала я. — Надо поторопиться. Мама будет нас ждать у обувного отдела. И не забудь: мы ходили по магазинам. Актерские уроки — это секрет!
— Я не забуду, — сказала она.
И тут я заметила слезу на ее щеке. Эмма догнала нас, когда мы выходили из класса.
— Ариэль, что случилось? — спросила она.
— Я не знаю.
Сердце у меня упало. С ней что-то неладно!
— Почему я плачу? — спросила Ариэль.
— Не знаю, — ответила я. Моя тревога все усиливалась.
— Тебе грустно?
— Я хочу находиться там, где привыкла, — запинаясь, ответила она.
— Ты хочешь домой?
— Да!
— Ну и хорошо. Пошли, найдем маму.
Эмма махнула мне рукой.
— Позвони.
— Конечно.
Мы с Ариэль направились к тому месту, где нас поджидала мама.
— Ну что, девочки, развлеклись?
— Ариэль немного расстроена, — ответила я. — Думаю, нам нужно побыстрее ехать домой.
— В чем дело, Ариэль? — спросила мама.
— Я хочу вернуться туда, где я ко всему привыкла. Но я обязана подчиняться. Я должна служить Миранде.
Мама выглядела озадаченной.
— Ариэль, ты можешь вести себя так же, как до того случая, когда Миранда тебя отругала.
— Отругала?
— Разве ты не помнишь?
— Миранда никогда не делает ничего неправильного.
Я уже не могла больше молчать.
— Ариэль, мне очень жаль, что я так с тобой говорила вчера. Я расстроилась из-за своей рубашки. Но это было глупо с моей стороны. Ты можешь по-прежнему оставаться сама собой.
— Собой?
— Такой, как ты была прежде.
— Пожалуйста, скажи мне точно, какой именно я должна стать, и я стану.
— Но я не могу сказать тебе этого! — воскликнула я. — Ты сама должна определить, какая ты. Однако, — добавила я в свою защиту, — сестры иногда ссорятся друг с другом. Это нормально. Так что я могу на тебя прикрикнуть. А ты не должна расстраиваться из-за этого.
— Ты можешь кричать на меня. Ты можешь делать что угодно. Я создана для тебя.
— С ней не все в порядке! — В полной растерянности я вернулась к матери. — Она даже не понимает, о чем я ей говорю.
— Возможно, ты права, Миранда, — согласилась мама. — Что-то не так. На всякий случай надо позвонить доктору Муллену. Он знает ее лучше всех.
— Доктор Муллен рассердится, — вдруг забеспокоилась Ариэль.
— Не выдумывай! Почему должен он рассердиться, дорогая? — успокоила ее мама.
На самом деле этот ребенок совершенно чужой для моей матери. Ариэль живет у нас дома меньше двух месяцев, и то лишь потому, что я заставила родителей взять ее. Я не питаю иллюзий. Любят они только меня. Конечно, они стараются по-доброму относиться к Ариэль, но если она окажется тяжело больной или невменяемой, они, вероятно, не захотят с ней возиться.
Неужели мое недовольство вызвало у Ариэль такую реакцию, напомнило о заложенной в ней Главной Директиве? Я чувствовала себя ужасно. Я действительно люблю Ариэль. Порой она меня раздражает, но я вовсе не хочу, чтобы она вернулась к своему первоначальному поведению.
Мы вернулись домой, и мама позвонила доктору Муллену. Ариэль сидела в своей комнате с видом человека, приговоренного к смертной казни.
Ее создатель — доктор Муллен — по-прежнему работает в клинике Г.Р.Ф., которая раньше принадлежала моему папе, а теперь ее трансформируют в благотворительный фонд под руководством отца Эммы. Они продолжают проводить генетические исследования, но уже не по клонированию человека. Вместо этого они сосредоточились на поиске новых методов лечения разных болезней.
Доктор Муллен несколько раз осматривал Ариэль и меня после операции. Я до сих пор так на него зла, что с трудом выношу его присутствие, однако у меня нет выбора. Как бы то ни было, кто может разбираться в каком-то предмете лучше его создателя.
Он приехал через полчаса и попросил меня выйти из комнаты, пока он будет осматривать Ариэль. Вышел он от нее весьма бодрый и попросил меня с мамой переговорить с ним.
— С ней все в порядке, — заверил он нас.
У него шикарный британский акцент, прозрачные голубые глаза и волосы цвета спелой пшеницы.
— Откуда вы знаете? — спросила я. Я ему совсем не доверяла.
— Потому что я осмотрел ее и поговорил с ней, — ответил он. — Она просто хочет угодить вам. Твоя мама сказала: ты недавно устроила ей выговор.
— Да, — согласилась я. — Это была пустяковая ссора. И до сих пор она не обращала внимания на мои претензии.
— У Ариэль хорошо развиты аналитические способности. И из твоего поведения она сделала вывод, что была плохой сестрой. И теперь она старается стать хорошей.
— Ну так скажите ей, чтобы она забыла о нашей ссоре. Сейчас она ведет себя очень странно.
— Я не могу заставить ее поступать так или иначе. И я не думаю, что вы хотите, чтобы я сделал это. Пусть она идет своим путем. Будьте терпеливы. Она станет тем, кем она должна стать. Я думаю, вы должны воспринимать ее поведение как нелегкое приобщение к реальному миру, — сказал он, обращаясь к матери.
Я пошла в нашу комнату. Ариэль сидела на кровати. Увидев меня, она улыбнулась, но ее улыбка показалась мне фальшивой.
— Привет, — сказала она. — Давай повеселимся.
— Что сказал тебе доктор Муллен? — спросила я, не веря в этот наигранный оптимизм.
— Он просил передать тебе, что он мой врач и все наши разговоры носят конфиденциальный характер.
Итак, он запретил ей откровенно говорить со мной. Почему?
— Со мной ты можешь говорить, — сказала я заискивающим тоном. — Я же Миранда.
Она выглядела смущенной, поэтому я смягчилась. Мне не хотелось расстраивать ее еще больше. Это могло ухудшить ее самочувствие.
— Ладно, — сказала я, — делай, что велел доктор Муллен.
— Я так счастлива, — улыбнулась она. — Давай веселиться.
— Чего ты хочешь?
— Развлекаться!
Я прикинула. С тех пор как она переехала к нам, ей очень нравилось плавать. Отец, надо отдать ему должное, не пожалел времени и обучил ее хорошо держаться на воде.
