Глава 1Каждое утро мое пробуждение бывает одинаковым. Я вижу один и тот же чудесный сон: будто мы с Эммой выступаем на Бродвее. Я танцую, она поет. Потом музыка превращается в пение птиц, доносящееся из окна. Лежа с закрытыми глазами, я вдыхаю запах роз и лимонных деревьев и чувствую себя счастливой.
Потом я вспоминаю: я первый клонированный человек.
* * *
— Миранда!
Сон прошел. Я приподнялась на кровати. Надо мной стояла Ариэль, уперев руки в бока.
— Мы разве не едем?
— Который час?
— Уже полдесятого. Нам надо научиться вставать рано. Ведь в понедельник мы идем в школу.
— Сама учись рано вставать, — проворчала я, укрываясь с головой одеялом.
— Я-то научилась. Я уже на ногах и готова.
— Ты хочешь сказать, что это я должна учиться вставать рано?
— Полагаю, именно ты.
— Мне не надо этому учиться. Я уже давно хожу в школу. И никогда не опаздывала. А ты в школу никогда не ходила.
— Да, я новичок, — согласилась Ариэль.
Как мне не хватает тишины и покоя, которыми я наслаждалась до тех пор, пока Ариэль не поселилась у нас. Однако, одернула я себя, это ведь была моя идея, чтобы она переехала к нам. Поэтому мне нужно обращаться с ней помягче. В конце концов если это непривычно для меня, то насколько все должно казаться необычным для нее. Она выросла в лаборатории и никогда не выходила оттуда, пока не поселилась в нашем доме. Ариэль клонирована из клеток моего организма в качестве комплекта запасных органов на случай, если они мне понадобятся. А когда это случилось, я настояла, чтобы ей сохранили жизнь; чтобы она жила с нами и стала моей сестрой и не позволила умереть и пожертвовать собой ради меня, к чему ее готовили. И вот уже прошло три недели с тех пор, как она переселилась к нам из клиники, которая до этого была ее домом.
Я повернулась на бок, уткнувшись лицом в подушку, и провела рукой под одеялом по шраму, пересекавшему мой живот. Он остался после операции, когда мне пересадили половину печени Ариэль. Теперь уже все зажило и шрам не болит. Я чувствую себя так же хорошо, как до болезни.
— Я жду с нетерпением! — напомнила Ариэль.
— Ты все еще здесь?
— Конечно.
Я вздохнула. Что ж, я сама настояла на этом и теперь мне придется привыкать. Я встала и направилась в ванную.
— Что там на улице?
— Мы находимся на двадцати акрах земли в трех милях от города, — начала она. — Это очень красивый участок, обсаженный пальмами. В центре расположен дом в стиле бунгало...
Я едва сдерживала смех.
— В саду растут грейпфрутовые, лимонные и апельсиновые деревья, мадагаскарские пальмы, алоэ, кактусы, опунции...
— Ариэль!
— Да?
Я рассмеялась.
— Когда спрашивают: «Что там на улице?», то хотят узнать, какая погода, а не услышать описание местности.
Ариэль покраснела.
— А почему бы просто не спросить: «Какая погода? »
— Ну это такое выражение. Тебе следует запомнить его.
— Да, ты права, — согласилась она. — Мне еще многое надо узнать, чтобы стать, как ты.
— Ты и так, как я. Ты мой клон. Куда уж больше! Так что постарайся быть собой.
Она недоуменно взглянула на меня.
— Ладно, потом поймешь, — вздохнула я, заходя в ванную и запирая дверь.
По крайней мере здесь я могу уединиться теперь, пока Ариэль живет в моей комнате. Я решила, что ей будет легче освоиться с новой обстановкой, если она для начала поживет со мной, а не в одной из комнат для гостей.
Правда, мама все же выделила ей отдельную комнату, которую Ариэль украсила по собственному вкусу. Ей нравятся яркие, броские цвета — красный, желтый, зеленый. Я думаю, это реакция на прежние, наскучившие ей однотонные краски в клинике.
Сегодняшний поход по магазинам задуман как часть моего плана заставить Ариэль проявить свою индивидуальность. В понедельник мы идем в школу, и я хочу, чтобы она сама выбрала себе одежду. До сих пор у нее лишь та, которую купила ей мама. К тому же после трех недель сидения дома мне самой ужасно хотелось выбраться в город.
Я пошла на кухню. Лорна приготовила мне на завтрак омлет с грибами, тосты и грейпфрут.
— Ты будешь есть здесь или на воздухе?
— А где Ариэль?
— Она на веранде.
— Пожалуй, я присоединюсь к ней.
У нас в доме три открытых веранды. Одна — напротив кухни, вторая — напротив комнат родителей, третья выходит на бассейн и теннисный корт. Больше всего я люблю веранду у кухни. Она обсажена кактусами, некоторые из которых уже зацвели.
Я помогла Лорне вынести мои тарелки. Лицо Ариэль просветлело, когда она увидела меня.
— Мы скоро поедем?
— Да. Как только поем, скажу маме, что мы готовы.
— Я думала о маме, — сказала Ариэль.
А я-то надеялась спокойно позавтракать, поболтать с ней о том, что надо купить.
— Эмма будет ждать нас у торгового центра, — сказала я, пытаясь переменить тему.
— Отлично. Так вот насчет мамы. — Она помолчала. — В сущности, она мне не мать. И тебе тоже. Моя мать — ты, потому что я клонирована от тебя. А твоя мать — тот ребенок, от которого клонировали тебя.
— Нет. Неправильно, — возразила я. — Ты для меня как близнец, лишь на четыре года младше, а я как близнец Джессики. Поэтому мама — настоящая мать для меня и для тебя, поскольку Джессика — их с папой ребенок. А мы с тобой — сестры. Вот если бы тебя клонировали от мамы, то ты была бы не ее ребенком, а ее близнецом.
— Да, — вздохнула она с облегчением. — Ты всегда права.
— Послушай, доктор Муллен усилил мои способности, следовательно, и твои тоже. Не сомневаюсь, ты такая же умная, как я. Просто ты еще многого не знаешь.
— Но сегодня я узнаю, что такое торговый центр! Мне не терпится скорее поехать туда.
— Тогда дай мне закончить завтрак.
Она, наконец, умолкла, и я смогла спокойно поесть. Я не спешила, хотя видела, что это ее бесит. Закончив, я пошла за мамой. Она говорила по телефону, вероятно, насчет одного из ее благотворительных проектов. Я жестами показала ей, что мы готовы. Она кивнула.
Теперь, когда я узнала, сколько ей лет на самом деле, она словно постарела у меня на глазах. Ведь я появилась у них после смерти Джессики, а ей было десять лет. Сейчас мне четырнадцать, значит, маме не тридцать пять, как я раньше считала, а под пятьдесят. Конечно, пластическая хирургия творит чудеса. Но уже ничто не скроет морщин, появившихся у нее, когда я умирала, и потом, когда я ее возненавидела. Ну, может, «возненавидела» — это слишком сильно сказано. Но я все еще не простила ее и отца за то, что они сделали.
