Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 88
Вторая ученица Антонины – Эзергиль – существо куда более интересное и загадочное, чем стервозная зазнайка Погодина. Для меня особенно, поскольку с ее именем связаны важные для меня воспоминания детства. Когда я училась в первом классе самой обычной школы, в музыкальном зале устроили выставку работ художественного училища. Организацией этой выставки занималась, кстати, все та же Антонина. Сейчас я думаю, это было формой скрытой агитации, типа акции по переманиванию способных учеников.
О работах ничего сказать не могу – они не произвели на меня впечатления, от искусства я тогда была далека. Но на одной из рамок была подпись – «Эзергиль». Меня она проняла до самых печенок, можно сказать, что-то перевернула в прежде младенчески безмятежной душе. Несколько дней подряд я на каждой перемене бегала к выставочным стендам, стояла, вперясь глазами в подпись, и думала, думала. Учителя, вероятно, полагали, что я потрясена детским творчеством, но дело, как я уже сказала, было не в этом. Меня привлекали красота и тайна сочетания этих восьми букв. Что означает «Эзергиль»? Имя? Фамилия? Название работы? Что-то еще? Даже произносить это слово было вкусно. От него веяло колдовством. Нет, думала я, не может быть у обычного человека такого невероятно красивого имени. Я не могла поверить в существование загадочного Эзергиля (или загадочной Эзергили) и уж тем более допустить не могла, что когда-нибудь с этим существом встречусь. Ан нет, не угадала. В жизни еще и не то бывает.
Выглядит Эзергиль лет на семнадцать. Точнее, выглядит она, как хочет. Где учится, никому не говорит, но точно не в нашем училище. К Антонине ходит не первый год. Меняет свою внешность почти каждый день, относясь к ней как к произведению искусства. Но у нее есть пристрастия: например, к белой одежде спортивного фасона, черным длинным волосам, перламутровому лаку для ногтей и боди-арту. Двигается легко и красиво, как танцовщица. Парни от нее без ума, и она их меняет каждую неделю. Всегда веселая, приветливая и уравновешенная. Единственный минус – уж больно сама по себе, какая-то отстраненная.
Мне она сначала ужасно понравилась: я вспомнила подпись к картине, решила, что это судьба, объявила Эзергиль своим идеалом и захотела немедленно стать ее лучшей подругой. Однако ничего не вышло. Казалось, Эзергиль ничто в мире не интересует, в том числе и моя персона. Я делала шаг вперед, а она, вежливо и непринужденно, шаг назад. Ну и ладно, подумала я, тоже мне, вещь в себе, и даже не обиделась – разве можно на нее обижаться? Только любоваться издалека. Такая уж она есть.
А вот с Иваном у меня сложились отличные отношения. Причин тому несколько: он почти мой ровесник и по поведению самый обычный парень, в отличие от спесивой Катьки и загадочной Эзергили. С первого взгляда его можно принять за классического ботаника. Он молчаливый, начитанный, старательный и последовательный. Реагирует на все как-то замедленно; если погружен в работу, то уж целиком, и не докричаться до него никакими силами. Но я довольно быстро раскусила его. Никакой он не ботаник – просто ему интересно то, что другие не видят, и притом он гораздо умнее остальных. И, как у любого умного парня, тараканы у него в голове тоже специфические…
Как-то я пришла в мастерскую раньше времени и разговорилась с ним, чтобы чем-то время занять – начала расспрашивать об Антонине, о девчонках… Иван отвечал в своей манере – вяло и замедленно, явно стараясь отделаться от меня – пока речь не зашла о нашем обучении демиургии. Тут он внезапно разгорячился – должно быть, я задела больную тему.
– Конструирование реальности здесь поставлено отвратительно! Наш единственный метод – плутать в потемках, – возмущался он. – И все потому, что никто ничего толком не знает. Да и методики как таковой просто нет. Мы учимся, как подмастерья у какого-нибудь средневекового церковного художника. Мастер намечает контуры, мы раскрашиваем. Мастер надевает деревянные крылья на ребенка и говорит: «Рисуйте ангела». Мастер ставит перед нами свою картину и говорит: «Сделайте копию, а лучше несколько, пока не получится в точности, как у меня». И никакой теории, как будто философия и механика искусства стоят на месте!
– Но так все учатся, – возражала я. – Загляни к живописцам или скульпторам. Да ты разве не помнишь начальный курс? Везде то же, что и у нас. Помнишь девиз: «Учимся у природы»?
– В том-то и дело! – свирепо восклицал Иван. – То, о чем ты сейчас говорила – учиться у природы, – основной принцип для обычного художника. Но для мастера реальности это самый бездарный и примитивный метод из всех возможных…
– Это же не я, это над дверями написано! – защищалась я. – Думаешь, меня это радует? Я бы с удовольствием создала мир по собственным законам, как мне нравится, но разве Антонина позволит?
– Да не о том речь, – отмахнулся Иван. – Зачем создавать все эти бесконечные модели, которые на самом деле – повторение одной, самой первой? Вот ее-то и надо изучать! Все силы на это бросить, и мы за месяц добьемся большего, чем за все время существования нашей студии.
– Не поняла? – действительно не поняла я. – Что за первая модель?
– «В начале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста… и Дух Божий носился над водою… » – с легким вызовом процитировал Иван. – Единственная известная нам работающая модель. Плохо ли, хорошо – другой вопрос.
Я посмотрела в горящие глаза Ивана, и в душу мне закралось подозрение.
– Ты что, предлагаешь нам здесь Библию изучать? Ты случайно не сектант?
Иван выразительно посмотрел на меня, взглядом дав понять, что он обо мне думает.
– В отличие от прочих собравшихся здесь личностей со способностями к демиургии, я умею мыслить, – холодно произнес он. – Анализировать и делать выводы. Вы можете сколько угодно копировать вид за окном. Или населять крылатыми кентаврами лавровишневые леса. Я реконструирую модель мира в целом. Посмотри сюда.
Он подошел к верстаку и очертил ладонями невидимую полусферу. Под его руками воздух завибрировал, стал синеватым и светящимся, и на поверхности верстака что-то зашевелилось.
– Ой, какая прелесть! – воскликнула я, когда разглядела, что находилось в этой синей полусфере. А был там целый мир, словно фотография земли из космоса, только живая, яркая и подвижная. Этакая кукольная планетка.
– Так-то! – гордо заметил Иван. – Вот пример серьезного комплексного подхода к проблеме. А то некоторые создадут пустыню, потом стоят посреди нее и думают – куда это меня занесло? И как отсюда выбираться?
– Я теперь поняла, чего ты хочешь. Сначала – как там? – небо и землю, потом свет и тьму, потом зверей…
– И на седьмой день человека, – кивнул Иван. – Самая простая и проверенная из возможных схем.
– То есть ты, типа, Бог?
– А то кто же?
Я была поражена: оказывается, Катькино самомнение – сущая мелочь по сравнению с манией величия, которой страдал Иван.
– Что, и я Бог?
Иван надменно усмехнулся:
– Ты пока нет. Так, некрупный начинающий демон.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 88
