Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 88
На это обобщение моего интеллекта не хватило.
– Материя, – подсказала темноволосая девушка.
– Материя, – повторила Антонина. – Прислушайтесь к этому слову.
С полминуты в мастерской было тихо. Погодина украдкой зевнула.
– Во всех древних философских системах считали, что материя едина. Запомните это, пожалуйста. Однако те же самые древние мудрецы делили ее на первоэлементы, – начала Антонина. – Геля перечислила их. Вода, земля, воздух и источник света – огонь. Некоторые вносили и пятый элемент. Его называли по-разному – жизнь, воля, дух…
– Любовь, – буркнула Погодина. – В том фильме была любовь.
– Неважно. Итак, четыре элемента и, как справедливо сказал Иван, замысел и воля автора. Это база, – сурово сказала Антонина, смотря мне в глаза. – С этим мы здесь работаем. Ты возразишь, что в мастерской реальности все то же самое. Да, детишек со способностями к Чистому Творчеству немало. Но перейти от примитивных упражнений к осознанному мастерству способны единицы. И знаешь почему?
– Нет, – испуганно ответила я.
– Из-за отсутствия того самого пятого элемента. Есть два качества, без которых самый талантливый реалист никогда не станет мастером. Не имеющие ни малейшего отношения к творческим способностям. Это целеустремленность и ответственность. У тебя, кстати, они в зачаточном состоянии.
Иван и Погодина захихикали.
– А у вас их вообще нет! – рявкнула Антонина. – Впрочем, эти качества не свойственны людям вообще и детям в частности, – смягчилась она. – Геля, слушай меня внимательно. Наш курс экспериментальный, открылся он всего несколько месяцев назад. Поступая на него, ты получаешь большие возможности. Никто из нас, в том числе и я, не знает, насколько они велики. Но огромные возможности – это огромная ответственность. Почему? Мы только что говорили о пяти элементах, пяти вечных энергиях. Мы не можем и не пытаемся их менять. Мы постигаем их, приспосабливаемся к ним и используем в своих целях. Но эти цели не должны противоречить законам существования материи. Если мы будем поступать вразрез с ее законами, наши усилия окажутся в лучшем случае бесплодными, а в худшем – гибельными, в первую очередь для нас самих. Маленьким детям запрещают совать пальцы в розетку, просто говоря – нельзя. Тем, кто постарше, нужны объяснения, пусть примитивные, но убедительные. Я поступаю так же. На отделении реальности я просто говорила «нельзя». Теперь я поясняю: «Нельзя, потому что иначе погибнешь…»
Я покосилась на соучеников, пытаясь понять, всерьез она или нет. Лица у всех были непроницаемые. Антонина, пронзив меня колючим взглядом, раздельно произнесла:
– Словом, правила просты. Вне училища мы не творим. Язык не распускаем. Если не хотим лишиться дара, здоровья и жизни.
– Ой, запугала до смерти! – пробормотала я, когда она отошла.
– Она не пугала, – расслышав мои слова, тихо сказала темноволосая девушка. – Она констатировала факт: творить мы можем только в училище. А в других местах…
– Как меня раздражает это вечное шипение за спиной, сил нет! – рявкнула Антонина, круто разворачиваясь к нам. – Если не наговорились, марш на улицу!
Я мигом сделала подхалимское лицо. Девушка прервалась на полуслове.
– То-то же, – кивнула Антонина. – Итак, замолчали, сосредоточились. Тема сегодняшнего занятия…
ГЛАВА 4Геля создает мир своей мечты и попадает в неприятности
Я вошел через дверь природы; ее свет освещал мой путь.
Ф. Гартман
Вот так я и стала учиться демиургии. Наверно, это действительно круто. Мы – избранные, элита. Ведь, даже если прикинуть чисто статистически, в художественном училище больше шестисот человек. В двух группах мастеров иллюзии и реальности – около пятидесяти учеников. А нас всего четверо!
Остальные либо уходят после общего курса, либо дальше учатся традиционным искусствам, наравне с прочими общеобразовательными предметами, по урезанной программе. Например, моя подруга Маринка собирается пойти в училище Рериха, на дизайнера по интерьерам. Разве плохо – зарабатывать на жизнь собственным творчеством? А мастер реальности, как мне всегда казалось, это что-то вроде скульптора-монументалиста: ни заказов, ни доходов, плюс постоянные мозоли на руках и при этом сознание, что твой адский труд по большому счету никому не нужен. Но мама говорит, что если есть талант, то надо его развивать, а то Бог накажет. Антонина тоже неоднократно пугала нас, что те, кто уходит из училища, очень быстро теряют дар и потом всю жизнь мучаются, вспоминая об утраченных возможностях. Это мы еще посмотрим, думала я. Поучусь пока на мастера реальности, а там видно будет.
Но демиургия – это совершенно другое дело. Антонина называет ее «синтетическим искусством» – не от синтетики, разумеется, а от синтеза. Она даже не колдовство, она неизмеримо выше. Она… честно говоря, я и сама не знаю, что это такое и куда меня занесли попытки вспомнить, как выглядит кустик саксаула. Но от гордости за свою избранность все равно распирает.
Сто раз я спрашивала Антонину, что такое демиургия, но она ничего не хочет объяснять. Все, говорит, предельно просто. Как совершается Чистое Творчество, со временем обязательно узнаешь. Ну а пока не пытайся уподобиться сороконожке из известной сказки, которая задумалась, как ей удается ходить на сорока ногах. Можешь творить – твори и ни о чем не думай. Не все ли тебе равно, из чего и что создавать? Суть-то не в этом! Считай, говорит, демиургию творчеством в чистом виде, а больше тебе знать не надо.
В общем, никакой теории, одни ограничения. На первом занятии мне были преподаны два правила. Одно – строжайшее запрещение заниматься демиургией за пределами училища. Второе – молчание, молчание и еще раз молчание.
Итак, в мастерской нас четверо. Катя Погодина, Эзергиль, Иван и я. Народ подобрался, прямо скажем, своеобразный. Расскажу обо всех по порядку.
Катя Погодина лично у меня никаких симпатий не вызывает. Да ее никто не любит. А за что любить? Во-первых, она вся в отца: считает, что ей все по жизни должны и обязаны. С людьми общается строго по иерархии – чем выше статус человека (с ее точки зрения), тем Погодина приветливее. А выше ее в нашем училище разве что директор, да и то под сомнением. Антонине она в глаза не хамит – опасно для здоровья, остальные же учителя ее на дух не переносят и, по-моему, даже побаиваются. Подруг у нее в училище, понятное дело, нет. Единственный человек, который в состоянии с ней общаться, это Эзергиль. Но о ней речь пойдет позже.
Мое появление в группе Катька восприняла как личное оскорбление. Сначала были нарочито удивленные взгляды типа: «А это что у нас такое завелось?» Потом начались наезды. Погодина не упускала ни единой возможности поиздеваться надо мной, надеясь, вероятно, что я сбегу из группы сама. Я поначалу только дивилась, принимая беспричинные нападки Погодиной за местную форму дедовщины. Потом мне это надоело, и я пожаловалась Антонине. Преподавательница вызвала Катьку в свою каморку для разборок. Сквозь неплотно закрытую дверь до меня периодически доносились гневные реплики Погодиной: «Да кто она такая? Вы понимаете, что это позор для нашей студии? Ее же вообще едва не выгнали в том году – я узнавала! Вам придется отчитаться перед педсоветом, по какому праву вы ее к себе взяли!» Уж не знаю, что ей на это ответила Антонина, но с тех пор Катька оставила меня в покое. Точнее, мы вообще перестали разговаривать. Думаю, это для нас оптимальная форма сосуществования.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 88
