Мясник соглашался, немножко озадаченный. Говорила Беатриса так же, как ходила — торопливо, рассеянно, не задумываясь. Продавцу газет, который спросил трагически: «Видели, что творится в Израиле?» — спокойно ответила: «Их дело».
Он бросил на нее возмущенный взгляд. Она купила «Экип»[3]и ушла как ни в чем не бывало.
Был час дня, магазины начали закрываться. В лавочке на углу улицы Абесс Беатриса всерьез занялась сырами, а я смотрел на нее и пытался найти в интонациях речи, в выражении лица след, который могла бы оставить наша встреча. Не нашел. Покончив с покупками, она, помахивая сумкой, свернула на улицу Толозе. Было пасмурно, из домов доносился звон посуды. Странное дело: мне казалось, что я изучил Беатрис очень хорошо, ведь столько смотрел на нее, а вот ночью мне никак не удавалось помечтать о ней. Стройная фигура, развевающийся шарф, очки, похожие на крылья чайки, вид рассеянный, вот она, передо мной, но когда я пытаюсь ее вспомнить — полный провал. Я шел за ней, пытался выловить ее духи, как рыбку из реки, мне мешали крики торговцев и уличный поток запахов, и я только мрачнел.
Она перешла улицу Жюно, мурлыча хорошо знакомую мне песенку. Я вдруг подумал, что она меня заметила и затеяла игру. Она почти сразу же обернулась, и я застыл на месте. С балкона вспорхнули голуби. Женщина выглянула в окно и поздоровалась с нею. Беатриса полезла в сумку, уронила яйцо, оно разбилось, скорлупа поплыла по водосточному желобу. Она пошла дальше через скверик. Я проследил за уплывающей скорлупой. На улице Абревуар Беатриса толкнула калитку и исчезла в садике. Я побрел обратно.
Во второй половине дня я пригласил сестру с зятем в свою демоквартиру. Устроил им как бы показательный показ, они мне подыграли, квартиру как бы одобрили, и я даже записал их координаты. Они все время улыбались, им явно было не по себе, я все же на работе, а они как-никак мои клиенты. Софи несколько раз похвалила меня за чистоту на кухне, а Жан-Клод несколько раз похлопал по плечу и назвал везучим чертом. Наконец они ушли, а я углубился в «Экип».
В архивах газеты я купил подшивку за последние два года и стал изучать карьеру Беатрисы: «Атака Варт-Шулер», «Отличная игра Варт-Шулер», «Результативная передача Варт-Шулер». Теперь я знал обо всех ее неудачах и проблемах ее спортивного клуба (она играла за «Севинье»), вырезал статьи об их победах и с лупой отыскивал ее на всех командных снимках.
Спортзал клуба «Севинье» я обнаружил возле площади Республики, в здании, похожем на мечеть. Когда я пришел туда посмотреть на тренировку, на скамейках амфитеатра сидело человек тридцать, и Беатриса меня не заметила. Я сидел и смотрел, как она играет. Насколько в жизни она чувствовала себя скованно, настолько на площадке была как рыба в воде: атаковала, делала обманные движения, шла в проходы к корзинке. Когда ей удавалось забросить мяч, она отпрыгивала назад и закрывала лицо руками. Мне очень нравилось, как туго обтягивают шорты ее попку. Не люблю плоских попок, уж такой у меня вкус. Беатриса вела игру, она не бегала, она летала, всегда оказывалась там, где нужно, но при этом продолжала витать в облаках, зато другие девчонки от души хохотали, ругались, орали: «ура!». В перерывах Беатриса садилась на скамейку, в сторонке, неподалеку от меня. Я успел изучить ее жесты, ее реакции, и не ошибался. Станет жарко, оттянет руками майку; ожидая мяча, будет поглаживать рукой бедро, исподлобья следить за противницей, потуже затянет волосы.
В соседних залах раздавались свистки, мячи ударялись о бортик, в душевых шумела вода. Тренировка минут десять как закончилась, а я все сидел на скамейке. Наконец встал и отправился искать раздевалки. Переодеваясь, девушки подняли страшный гвалт, хлопали двери, валил пар, они выбегали из душа, завернувшись в полотенце и скользя по мыльному полу. При моем появлении все стихло. Беатриса, в трусах и в майке, с мокрыми волосами, сидела босая на высоком стуле, как на насесте, и рылась в шкафчике. Я двинулся к ней, и вся команда уставилась на меня.
— Привет!
Беатриса слезла со стула, взглянула на меня, ничуть не удивившись. Меня взяло сомнение.
— Не узнали?
— Что не узнала?
Отмахнулась от меня и прошла мимо. Это мне совсем не понравилось. Я парень не болтливый, но если уж говорю, не люблю, чтобы меня передергивали. Я догнал ее.
— Знаете, если все люди будут так разговаривать…
Конец фразы растаял в ее глазах.
— Вы хотели мне что-то сказать? — спросила она.
Я запнулся.
— Так. Надеюсь, вы понимаете, что я занята. Черт возьми, куда же вы их задевали?
Баскетболистка с Антильских островов пожала плечами, мол, понятия не имею, а мне подмигнула. Остальные окружили нас и, подталкивая друг друга локтями, пристально рассматривали мои габариты и старомодную куртку. Беатриса топнула ногой и снова начала поиски, открывая шкафчики, снимая с вешалок юбки. И все твердила, что это полное безобразие, у нее встреча в Санте[4], и в таком виде она туда идти не может. Девушки собрали сумки и пошли к выходу. Беатриса пыталась их задержать.
— У меня же там деньги, документы…
— Не скучайте, — пожелали нам девушки.
Беатриса села на скамейку, зажав руки между колен. Голоса и смех в коридоре удалялись, потом стихли, раздевалка опустела, воцарилась тишина. Я сел рядом. Скамейка крякнула под моей тяжестью, и Беатрису слегка подбросило вверх. Теперь она постукивала по скамейке пальцами в такт каплям, что падали из крана в душе. Потом провела по лицу руками, тряхнула головой. Запах пота смешивался с ароматом вербены и отдавал мелом.
— Девчонки спрятали мои вещи…
Шмыгнула носом и откинула волосы назад.
— Хотите… я приду потом?
— Нет.
Я пытался понять по выражению лица, что означает ее «нет», хочет, чтобы я остался, или хочет, чтобы я ушел совсем. Я смотрел на ее спутанные волосы, мелкие веснушки, длинноватый нос, глаза, не подведенные тушью. Тишина капала капля за каплей, и мне от этой тишины стало невмоготу.
— Вам надо идти в Санте?
Она вздохнула.
— Да, там парень, лет, наверное, тридцати, мясник, сбил пешехода. Думала отнести ему малины.
— Ма-а-лины?
Она вздрогнула и сказала, что хочет отнести ему малины совсем не за то, что он сбил человека. Я тоже объяснил, что отреагировал на малину, а не на преступление. Малина, вроде, еще не поспела.
— Малину я сама вырастила. В теплице.
Она стучала по полу ногами, а я с еще большим изумлением смотрел на нее.
— Да я не уверена, что это девчонки. У нас и кражи случаются. Прямо наказанье какое-то, не запирают тут ничего, хоть плачь… Думают, что люди… Впрочем…
— Давайте заявим в полицию?
