неполноценности рано испортили его характер. В его поведении высокомерие смешивалось со склонностью к самоуничижению. Он трусил – и впадал в ярость от собственной трусости. Поэтому его героизм всегда носил несколько истерический характер.
Мать Василия, княгиня Софья, обучила его всем тонкостям придворных интриг, раскрыла перед ним все тайны восточноевропейских дворов. Ее холодная злоба порой пугала Василия не меньше, чем дикая сила звенигородского дядюшки Юрия. Ненависть к Юрию ему внушили с пеленок. В итоге он стал панически бояться его, хотя и старался скрыть страх под маской высокомерия»[104].
Ряд утверждений Н. С. Борисова, как ни горько это признать, голословны, вероятно, ошибочны, так как их невозможно документально подтвердить. Например, нам ничего не известно о тщедушности Василия Васильевича, слабости его здоровья, некой телесной неполноценности (до насильственного ослепления). Наоборот, тот факт, что в Суздальской битве он сражался до последнего и был пленен, только получив серьезные боевые ранения, свидетельствует о хорошем физическом состоянии московского князя и надлежащей боевой подготовке. Достоверней предположение Борисова об исключительном влиянии на воспитание сына Софьи Витовтовны, готовившей из него политического лидера, но не военачальника. А отец этого сделать просто не успел, да и не мог. Впрочем, на это обратил внимание и Николай Сергеевич, отметивший, что Василий Дмитриевич и «сам был далеко не героем, этот осторожный и довольно бесцветный человек»[105]. Первое обстоятельство (влияние матери) важнее второго – даже у самых негероических и осторожных государей под рукой достаточно отважных и смелых воевод. Вот только им после кончины супруга Софья Витовтовна, похоже, сына не доверила. В чем можно полностью согласиться с Борисовым, так это в том, что, парадоксальным образом, «изъяны воспитания и душевного склада Василия II оказались важными достоинствами для правителя, призванного покончить со смутой»[106]. Всеми битый, трижды плененный, тот в итоге смог одолеть своих врагов, удержав власть в Московском государстве и усилив его.
Интересная развернутая характеристика Василия II дана была Г. В. Вернадским, по мнению которого, «цепкий, неразборчивый в средствах и жестокий, Василий II, казалось, не обладал качествами хорошего правителя, и все же у него была определенная цель, направлявшая его политику; объединение всех владений московской ветви рода Рюриковичей (дом Даниила) под единым правлением. В этом он имел поддержку церкви, сильной группы приближенных князей, нового дворянства и ряда бояр. С их помощью к концу своего правления он достиг основной цели. Более того, в период его правления Московское государство стало фактически, если и не юридически, независимым от власти татар; а московская церковь обрела независимость от власти константинопольского патриарха. Были заложены основания, на которых должно было быть вскоре воздвигнуто могучее здание московского царизма. Вследствие этого правление Василия может рассматриваться как один из важных поворотных пунктов в истории России»[107]. Впрочем, никто из историков, изучавших то время, не оспаривает утверждений Вернадского. Наоборот, в последнее время отмечено стремление в какой-то степени оправдать и даже облагородить деяния Василия II. Самый показательный пример – статья И. Б. Михайловой «Московские или удельные Калитичи? (Борьба за “старейший” великокняжеский стол в Северо-Восточной Руси второй четверти XV в.)». В трактовке исследовательницы этот государь (Василий Васильевич) не просто реформатор, строитель новых государственных отношений, но и непримиримый противник «привязанных к общинно-удельной старине рутинеров». Автор прямо называет этих врагов прогресса – Юрий Дмитриевич Звенигородский, его сыновья Василий Юрьевич Косой, Дмитрий Юрьевич Шемяка и их сторонники[108]. Возникает закономерный вопрос: почему же перечисленные люди – «рутинеры»? Особенно непонятно это утверждение в отношении Юрия Дмитриевича, долгое время первого, а затем и второго наследника всего Московского государства. По мнению Михайловой, потому что они были воспитаны «в замкнутых мирах своих княжеств по старинным, архаичным правилам». Потом же, «оказавшись в Москве продолжали править так, как их учили отцы и деды»[109]. Очень неубедительное утверждение хотя бы потому, что у Василия I и Юрия Дмитриевича был один отец (деда, умершего задолго до их рождения, братья никогда не видели). Росли они и воспитывались в Москве. Как и младшие братья, считали себя московскими князьями. Юрий даже больше общался с отцом (учитывая долгое пребывание старшего брата в Орде, в заложниках у Тохтамыша, потом в бегах по Молдавии, Подолии и Киевщине), учился у него и военному делу, и искусству государственного управления. Да и потом, когда он стал вполне успешным хозяином Звенигородского и Галичского удела, командование войсками всего Московского княжества исключает мнимую изоляцию в «замкнутом мире» своего удела. Да и Звенигород того времени – это процветающий и растущий город, в котором по приглашению Юрия Дмитриевича работали лучшие зодчие и иконописцы, включая Андрея Рублева, зодчие и градодельцы, использовавшие передовые технологии[110].
Так что никаким «рутинером» Юрий Дмитриевич, конечно, не был. В своей оценке галичского семейства как консерваторов-сепаратистов исследовательница исходила из известного тезиса Л. В. Черепнина, что «экономическая замкнутость Галицкой земли способствовала ее выделению в отдельное княжество. Обладая значительными материальными ресурсами и сохраняя известную обособленность (хозяйственную и политическую), Галицкое княжество проявило во второй четверти XV в. ярко выраженный сепаратизм»[111]. Не очень понятно, правда, в чем этот сепаратизм проявлялся, учитывая, что правители этого удела стремились не обособиться от Москвы, а захватить ее и править всем государством.
Женился Юрий Дмитриевич достаточно поздно, в 1400 году. Было ему тогда уже 26 лет. Супругой звенигородского князя стала Анастасия (умершая в 1422 году), дочь Юрия Святославича Смоленского[112]. Она родила мужу 4 сыновей – Ивана (в монашестве Игнатия), Василия, позднее получившего прозвище Косой, Дмитрия Шемяку и Дмитрия Красного. К сожалению, не только даты, но и годы рождения почти всех Юрьевичей остались неизвестными. Удалось установить возраст только Дмитрия Шемяки. Изучение его останков показало, что на свет князь появился около 1413 года[113].
Первое столкновение сыновей Дмитрия Донского из-за разного понимания прав наследования произошло еще в 1419 году. И, что примечательно, без участия Юрия Дмитриевича. Против желания Василия I, только-только потерявшего сына Ивана, объявить своим преемником младшего и теперь единственного сына Василия выступил Константин Угличский. Видимо, великий князь решил начать действовать с самого младшего из братьев, к тому же собственного крестника. Тем обиднее для государя стал отказ подчиниться прямому приказу: «князь же Костянтин не восхоте сотворити воли его»[114]. Наказание было быстрым и жестким: Василий I «возверже нелюбие на него, и отъима у него всю его отчину, и бояр пойма, и села и животы их отъима»[115] От гнева старшего брата Константину пришлось бежать
