(Успенского собора) попа Патрикея. Узнав о нападении, тот успел собрать все храмовые сокровища и ценности и спрятать – «вознесе на церковь» (вероятно, в тайники, устроенные на стропилах или под кровлей). Туда храбрый священник поднялся по приставным лестницам, которые были убраны, когда он спустился обратно. Поп Патрикей также успел показать ищущим в соборе убежища горожанам тайники, где те смогли укрыться. Когда враги ворвались в собор, «высекоша двери церковным», то первым делом стали расспрашивать ключаря, где ценности. Тот наотрез отказался говорить со святотатцами, с оружием в руках пришедшими в храм. Патрикея жестоко умертвили – запытали до смерти, но он не выдал ценности и спрятанных людей[95]. С тех пор во Владимире Патрикей почитался как святой мученик, хотя поначалу и не был канонизирован. Только позже он оказался прославлен в чине священномученика с определением местной памяти 3 июля (день его подвига и кончины). Расправившись со священником, разозленные неудачей захватчики сорвали оклады и ризы с икон, в том числе и с чудотворного образа Пречистой Богоматери[96].
В 1411 году в Орде произошел переворот. Власть захватил сын Тохтамыша Джелал-ад-Дин (Зелени-салтан). Едигей, начавший войну с Тимуром, ушел в Среднюю Азию (в Хорезм). Несмотря на это его ставленникам Даниле и Ивану Борисовичам в 1412 году удалось получить в Орде ярлык на владения предков уже у нового хана. Впрочем, выдавший им грамоту на Нижний Новгород Джелал-ад-Дин в том же году умер, и его пожалование потеряло силу. Но братья Борисовичи Нижний Новгород не покинули и покидать не собирались. Чтобы изгнать их оттуда, Василию I пришлось прибегнуть к военным дарованиям брата Юрия. Во время зимнего похода 1414/1415 годов суздальские князья были выбиты из Нижнего Новгорода и бежали за Суру, но и в дальнейшем неоднократно пытались вернуть владения. Хотя время от времени мирились с Василием I. В результате они, как метко отметил К. В. Базилевич, «остались сидеть на обломках своих вотчин, потеряв всякую самостоятельность[97]. Потомки суздальско-нижегородских князей получат знаменитую в царский период фамилию Шуйские.
Настало время поговорить о семейных делах московского государя. Счастлив ли был Василий Дмитриевич в браке? Наверное, да. Его жена Софья Витовтовна родила мужу 9 детей. У них было четыре дочери. Старшая, Анна, стала первой женой византийского императора Иоанна VIII Палеолога, но умерла, не подарив мужу детей (впрочем, как и две другие его жены, что вызывает сомнение в репродуктивной возможности самого василевса). Вторая дочь Василия и Софьи Анастасия в 1417 году была выдана замуж за киевского князя Олелька (Александра) Владимировича. Третья, Василиса, в 1418 году обвенчалась с суздальским князем Александром Ивановичем[98]. Наконец, Мария, предположительно, была женой князя Юрия Патрикеевича.
Сыновей у великокняжеской четы было пять! Но четверо из них – Юрий, Иван, Данила (Даниил), Семен – отца не пережили. Старший сын Юрий умер в возрасте пяти лет. Его брат Иван прожил 21 год и даже успел жениться, получив в удел Нижний Новгород, но 20 июля 1417 года скончался, не оставив детей. Д. А. Селиверстов высказал предположение, что Витовт, не имевший наследника мужского пола, возможно, собирался (во всяком случае, обещал Василию Дмитриевичу) оставить Литву именно этому своему внуку[99]. Еще два сына Василия и Софьи – Данила и Семен – умерли в младенчестве. При этом у младшего брата московского государя Юрия Дмитриевича рождались и крепли многочисленные сыновья, которых ни частые моровые поветрия, ни детские хвори не забирали… Было о чем задуматься и горевать в Москве и Василию, и жене его Софье. Ей – особенно, так как в случае смерти мужа участь вдовствующей княгини при новом правителе была бы, как той наверняка представлялось, незавидной. К их счастью, Бог или расчёт Софьи Витовтовны дал им еще одного сына – Василия, который родился 10 марта 1415 года. Его появление на свет породило слухи, порочащие честное имя великой княгини. Их зафиксировал в своем сочинении австрийский посол Сигизмунд фон Герберштейн. Процитируем тот любопытный текст: «Этот Василий Димитриевич оставил единственного сына Василия, но не любил его, так как подозревал в прелюбодеянии свою жену Анастасию[100][101] от которой тот родился; поэтому, умирая, он оставил великое княжение Московское не сыну, а брату своему Георгию. Но большинство бояр примкнуло все же к его сыну, как к законному наследнику и преемнику»^. Версия сомнительная, учитывая усилия Василия I, которые тот приложил, чтобы именно этому, якобы нелюбимому, сыну обеспечить преемство в правлении Московским государством. Чего стоят 2 (!) написанных завещания в его пользу[102]. Так что если прелюбодеяние Софьи и случилось (доказательств чему, кроме слов австрийского дипломата, нет), то с полного согласия мужа, пытавшегося хоть так получить крепкого здоровьем наследника. Интересно, что другая информация о событиях рубежа XIV–XV веков, приведенная Герберштейном, достоверна. О документальном подтверждении воли Василия I оставить государство единственному из оставшихся сыновей немецкий дипломат, скорее всего, не знал – вряд ли его допустили в Казну, где тогда хранились докончальные (завещательные) грамоты. А между тем еще в 141 7 году, сразу после кончины сына Ивана, Василий I написал новое завещание (второе из трех), назначая наследником двухлетнего Василия. При этом, справедливо опасаясь реакции Юрия Дмитриевича, великий князь в случае своей смерти «приказывал» (поручал опеку) над сыном и женой «брату и тистю» Витовту[103].
Безусловно, для самой Софьи Витовтовны последний сын, будь он от мужа или еще от кого, был любимым и желанным, став продолжателем рода и ее спасителем от вполне вероятного монастырского заточения. Участь вдовы, у которой не осталось сыновей, несомненно, оказалась бы в то время весьма печальной.
Рис. 9. Великий князь Василий II.
Царский титулярник. 1672
Василий Васильевич появился на свет, когда отцу и матери исполнилось 43 года (они были одногодками), и стал надеждой и отрадой для родителей. Автор последнего на сегодняшний день жизнеописания этого князя Николай Сергеевич Борисов составил его интересный психологический, хотя и несколько гипотетический, портрет. По мнению биографа, Василий (позже получивший прозвание «Темный») являлся полной противоположностью Юрию Звенигородскому, могучему разрушителю «рабского прошлого». Говоря о пятом сыне московского государя, Борисов пишет: «Он был поздний ребенок. Как все последыши, вероятно, тщедушен и слабоват здоровьем. Единственный наследник, он вырос в своих московских теремах под усиленным надзором бабок и мамок, без шишек и синяков, но зато и без азартного духа потешных дворовых сражений. Сознание своей исключительности в сочетании с острым чувством физической
