это образ сверхчеловека. Образ, в полноте своей намеренно скрытый писательницей. Каждый человек, причастный к оккультной тайне, дает обет молчания. Итог его — искажения истины, которые мы бросаем в умы профанов. Зачем? Чтобы не случилось искажений более опасных. Почему? Вот лишь несколько объяснений.
Начнем с так называемого Карлсона, который живет на крыше. Эту книгу написала нордическая писательница Астрид Линдгрен, это известно. Но мало кто знает, что Астрид — под именем Мария Блади, или Mariah Bloody, — эти слова Агродор начертал рукой в воздухе, — она была мистом, посвященной в мистерии Карлоса. Чтобы донести его культ до людей, она изложила историю о нем в простом и доступном виде, в форме сказки. Так же поступили офиты, которые создали историю о Христе, изложив ее в форме сборника экзистенциальных анекдотов, ныне известном как Евангелие. Офиты — древнейшая секта — боролись с засилием иудаизма. Их Книга стала ударом по этой религии. Первые христианские священники были офитами. Но не в этом дело. Давайте проанализируем так называемую сказку о Карлсоне.
Во-первых — что такое его пресловутые винты за спиной? Известно, что у человека между лопатками есть мощнейший энергетический центр — Вриль. В оккультной сказке Астрид Линдгрен он исполнен в форме винтов, в духе нашей техногенной цивилизации. Вриль позволяет летать. Это одна из его мистических функций — возносить человека в тонкие миры. Пропеллер — образ Духа. Потому мы называем себя пропеллитами.
Во-вторых, Карлсон живет на крыше. Что такое крыша мира? Это, во-первых, Север — прародина нынешнего человека, Хомо Саспенса, Человека, Ожидающего Мессию. Во-вторых, это высшие космические сферы, управляющие Вселенной, Землей и человеком. Карлос — их аватар, или воплощение. Точно также Иисус был аватаром Бога. Само имя — Карлсон — означает буквально «Сын Карлоса». То есть — сын или воплощение Бога. Вообще, у Карлоса много аватаров. Самый известный — Карлос Кастанеда. Его фамилия эзотерически расшифровывается так: Каста Недо. Недо — значит не вполне Бог, но уже не человек. Кроме него, известны Карл Великий — создатель империи, а также великий террорист Карлос Шакал, а в ипостаси культурной — Карел Готт. Но здесь фамилия выбрана слишком в лоб: Gott по-немецки — Бог. Надо быть скромнее, тем более с таким досье…
В-третьих, Карлос в сказке общается с ребенком. Ребенок — образ человечества. Так же Иисус, и Будда, и Кришна общались с людьми, рассказывая им сказки, иначе никто бы их не понял. Сказка — это форма. Все они были аватарами друг друг друга. Все они были гораздо старше людей. Эти несчастные по сей день копошатся в своем дерьме и пытаются понять — а о чем же, собственно, им говорили Учителя?
Вообще, Суперкарлос — это для профанов. Карлос существовал всегда. Супером он является с точки зрения современного состояния человечества. Он — над ними. Он выше их. Слово «король» происходит от Карлоса, ибо он — повелитель человеческих дум и стремлений. И одновременно — воплощение духовного поиска. Надеюсь, вы понимаете, о чем я.
И пружинисто вскочив на крышку стола, он присел на корточки и спросил:
— Вы посвященный?
— В каком-то смысле.
— Благодарю. Это ответ посвященного. Знаете, что бы я вам посоветовал? Обратитесь в Николаевский централ. Там работает выдающийся специалист в интересующей вас области.
Зам вытянул шею, закрыл глаза и еле слышно сказал:
— Мы встретимся позже. Auf Wiedersehen, Kamerad.
ЗДОРОВЬЕ
13:45 м.в.
Водитель рыжего «Москвича» был нервен и словоохотлив, что выдавало в нем профессионального шоферюгу. Русинский остановил машину на улице Береговой, впадавшей в широкий и древний тракт. Его путь лежал к Николаевскому централу — бывшей царской тюрьме, где в настоящее время располаглось нечто вроде хосписа. Как правило, душевнобольные уже никогда не возвращались.
Одесную жарило солнце, ошуйную гнила колоссальная свалка, устроенная меж старых небрезгливых сосен. Думать не хотелось, да и не о чем было думать. Слишком мало данных. Собственно, ситуация была обычная для Русинского: он не доверял обильной информации, которые сбивала с верного пути, воровала время и мешала развернуться интуиции, никогда не подводившей его. За пять лет работы в Ленинском РОВД он не провалил ни одного дела, но действовал по наитию, шел по следу, оставленному в воздухе, и только завершив следствие, подбивал данные постфактум. Именно за этот способ работы его и не любило начальство. Начальству нравились высокие показатели, но гораздо больше ему нравился контроль, ибо власть — это и есть контроль, а Русинский в этом смысле был ненадежен, к тому же — честный мент, уходящая натура, пятое колесо в телеге, и последнее следствие, якобы проваленное им — с грохотом, с треском, потому что вскрыли дачу двоюродной сестры председателя горкома, а он, зарвавшийся следак, вроде бы арестовал невиновных — слишком явно разило подставой и вообще не лезло ни в какие ворота. Его обвинили во всем, что только может свалиться на голову следователя, и уже подав рапорт на увольнение, Русинский все проверил еще раз: да, он взял именно тех, виновных, но спорить не стал. Интуиция, пометавшись под железной крышкой обид, все же сумела вырваться на волю и дала совет: молчи, Русинский. Собери шмотки и топай на свободу, а свой логический анализ оставь на потом.
Безумно хотелось пива, но по-спартански сурово он отвлекся от воображения, полного запотевших бутылок.
— Однако, приехали, — весело бросил шофер. — Вот он, твой централ. Располагайся.
Русинский увидел примерно то, что и ожидал увидеть. Обшарпанная серая громада вздымалась среди густого сосняка, шумевшего под ветром. Маленькая дверь в передней части здания была открыта. Русинский вошел и оказался в мрачном сыром помещении, где все напоминало о внушительной толщине стен, сжимающих пространство в узкую и обидную для души жилую площадь.
Пройдя по коридору, он толкнул рукой первую попавшуюся дверь. В камере, очевидно расчитанной на шесть человек, стояли семь двухъярусных кроватей. Камера была пуста, и на шконках сидели только двое: мужик с испитым лицом и остекленевшими глазами цвета чифиря, и девушка лет восемнадцати; ее щеки были измазаны чем-то подозрительным.
Заметив Русинского, девушка протянула к нему руки и захлопала гнилозубым ртом:
— Я хочу выйти замуж и иметь четырех бэбиков. Ты во сне обещал. Ты будешь работать, только не в праздники. Еще ты будешь мыть полы, посуду, купать меня в заботах и роскоши, а я буду рожать тебе бэбиков. Хорошо же, ага?
Нахохленный мужик внезапно ожил, напрягся и просипел:
— А если ты, баклан позорный, хоть волос с ее головы, то тебе понял.
И рубанул