но что толку? Нужно ждать. Долго, чтобы скорлупа треснула, вновь позволяя душе развернуться.
Энди стянул с Роя куртку, поудобнее пристроил подушку, опустился в кресло и замер, обхватив колени руками. Он не спал. Не думал. Просто сидел и смотрел. Сквозь пространство.
Мост, машины, аптека, джинсы… Все не важно. Не имеет смысла. И не будет иметь, пока морщинка между бровями тянет скрытое страдание. Энди не знал, что невыспавшееся солнце лениво всплыло над горизонтом, но вскоре бултыхнулось в тучи, не желая видеть этот мир. Заморосил дождь. Нудно. Безрадостно. Безысходно. Почти так же, как было на душе у него самого, словно вода перелилась в сообщающихся сосудах, сравняв метки.
Маккена вздохнул. Дрогнули ресницы, морщинка на лбу расправилась.
— Рой? — позвал Энди.
— Он же Гейл. Он же Маккена. Наверное.
— Ты в порядке?
— Не уверен. Сколько времени?
— Не знаю. Это имеет значение?
— Да. Чтобы зафиксировать время смерти, потому как я, кажется, сейчас сдохну.
— Выживешь. Что-нибудь хочешь?
— Веревку и мыло. Пойду утоплюсь.
— В прошлый раз ты топился без них. Обойдешься и сейчас.
— Не помню, — Рой перевел на Энди воспаленный взгляд, — чтобы я нанимал тебя грубить мне.
— Не помню, чтобы ты нанимал меня во всем этом участвовать. Лежи. Сейчас сварю кофе. Если решишь блевать, сообщи мне заранее.
Энди чуть не рухнул со ступеней, неожиданно столкнувшись со Стивом.
— Да не пугайся ты так. Расшибешься. Привет.
— При-вет.
— Я тоже хочу.
— Чего?
— Кофе. Чего еще! Жив?
— Не совсем.
— Прорвется. Я же говорил.
* Студия.
Часть 3. Process.
3. PROCESS.*
— Поверни голову правее! Еще! Подбородок ниже! И подбери задницу! Ты словно самка орангутанга, готовая к спариванию!
— Рой, можно я к нему сзади пристроюсь?!
— Дик! Мне глубоко плевать, куда ты пристроишься, но если вы наконец не сделаете то, что мне надо, я сам вас переимею! Сперва - по одному, после - группой и опять по одному! Голову запрокинь! И рот открой! Вспомни, мать твою, как ты это делаешь, когда кончаешь!
— Ну, я же не кончаю!
— У тебя будет куча возможностей, когда рекламщики перетрахают нас, если я не сдам этот чертов материал вовремя!
— А сколько их?
— Послушай, Дик, заткнись! Плечо разверни, а то твоя лопатка смахивает на горб бизона!
Энди стоял в углу, наблюдая за работой Роя. Он видел, как пропитывалась потом футболка на спине, и волосы липли к шее разделившимися прядями. Маккена переходил от одного штатива к другому, потом чертыхался, поправлял светильники, и вновь припадал к объективу. Все - ради одного единственного кадра.
— Рой! Я не могу! — вновь протянул Дик. — Долго он будет об меня тереться?! У меня рычаг поднимается!
— Если только я его сейчас увижу в объективе, ты пожалеешь, что он у тебя вообще есть!
— Это ты об меня трешься! — не выдержал второй.
— Так! Все! — перебил Рой. — Перерыв! Вам хватит пятнадцати минут, чтобы я потом мог спокойно работать?!
Рой нервно подошел к столу. Плеснул в стакан глоток алкоголя.
— А, Энди. И ты тут? Работать невозможно. Пойдем-ка вниз, пусть эти жеребцы удовлетворят свой гон.
Не дожидаясь ответа, Маккена проворно сбежал по лестнице.
— И что, всегда так? — стараясь скрыть смущение, спросил Энди.
— С этими - да. Но они отлично смотрятся в паре, так что, приходится терпеть.
— А что ты делаешь?
— В смысле?
— Для чего снимаешь?
— Между ними еще будет бутылка пива, фон и все такое. Реклама — двигатель торговли. Не сделаешь - не продашь. А ты как думал?
— Я, вообще-то, не думал.
— И правильно.
— Я бы так не смог.
— Как?
— Ну-у…
— Вертеться голым, слушая, как я разоряюсь?
— Типа того.
— Каждый может, и ты тоже. Просто ты не умеешь еще освободить мысли.
— Как это?
— До тех пор, пока думаешь, кто и как на тебя смотрит, ты не можешь расслабиться. Все время кажется, что тело недостаточно хорошо, и люди именно об этом и думают. Это большая проблема современности. У греков таковой не было, потому они нам и оставили огромное количество великолепных статуй. Им тысячи лет, а мы до сих пор не перестаем любоваться.
— А ты так можешь?
— А ты не видел? Там наверху?
Энди понял, что Рой говорит о картине с креслом. Маккена улыбнулся, наблюдая, как мальчишка старается скрыть любопытство, но оно, как раскрывающийся бутон, не может сдержать выстреливающих лепестков.
— Я не меняюсь от того, в одежде я или без, потому что мое тело — это я. Я же не стесняюсь говорить, смеяться, не стесняюсь, что на голове растут волосы, а глаза определенного цвета. Почему я должен стесняться своего тела? Другой вопрос, что и его я поддерживаю, также, как и все остальное. Это естественный процесс. Я чищу зубы, хожу к стоматологу, стригу волосы, когда они отрастают, наконец, вытираю задницу в туалете. То же самое я делаю с телом. Содержу его в чистоте и форме. И какое мне дело до того, что там думают остальные. Все стеснения только здесь.
Рой показательно постучал по голове.
— Вот и все, — сказал так просто, что Энди тут же захотелось поверить услышанному.
— Так просто?
— Проще самого упрощенного. А ты с какой целью интересуешься?
— Так. Любопытно.
Рой улыбнулся. Ямочки рассекли щеки запятыми.
— Вижу. Ну, ладно, пора идти, а то эти двое зальют там весь подиум.
Маккена поднялся в студию, а мальчишка еще долго крутил в руках чашку с остатками кофе, словно искал на дне какие-то ответы. Странный какой-то этот не его мир. Непривычный. Непонятный. Вязкий. Энди еще только прилип к нему где-то с краю, но уже так сильно, что не вырваться. Его словно ужалила змея, парализовав волю, чтобы после сожрать, заглотив целиком. Кровь парня заражена, отравлена, и он хочет еще. Больше.
Готовя ужин, Энди немного отвлекся от процесса наверху, углубившись в свой понятный ему процесс. Он бормотал какой-то напев, пританцовывал у плиты и чуть не опрокинул на себя сковородку, когда Рой кольнул его пальцем в бок.
— Наверное, — сказал он весело, — я тебя уволю.
— Что-о-о?
Лицо Энди вытянулось, и он замер с открытым ртом.
— Ну, да, — как ни в чем не бывало продолжил Маккена, пожирая взглядом содержимое сковороды, — ибо я понял твои намерения. Теперь я точно знаю, кто ты есть на самом деле.
Рой видел, как мгновенно осунулись плечи парня, словно что-то тяжелое опустилось вниз, потянув за собой мышцы. Он не спешил давать объяснения, наслаждаясь созерцанием.
— Я что-то не так сделал? Ты скажи, я пойму, — нерешительно спросил Энди.
Взгляд его как-то потяжелел, приобрел глубину. Темно-карие радужки потемнели, почти сливаясь со зрачками.
— Ты сковородку отставь и присядь. Поговорим, — его тон стал ниже и жестче.
— Да, Рой.
Сказать, что Энди держался, было бы неправдой. Он цеплялся изо всех сил, сам не зная за что.
— Ты должен понять меня правильно, — начал Маккена издалека. – Ну, понимаешь, как бы это лучше произнести? Я понял… В общем, я уже, наверное, говорил тебе, что свободные художники — люди определенного склада…
— Засранцы, — кивнул Энди и чуть не поперхнулся собственной наглостью.
— И это тоже, но я не о том. Они ведут такой образ жизни, что с трудом воспринимают, если кто-то нарушает течение этой самой жизни. Ну, ты понял?
— Да, — решительно согласился парень, хотя понял, что на самом деле ничего не понял из сказанного Роем.
— С тех пор, как ты появился, я ничего не могу найти в том порядке, который ты здесь творишь. Художнику нужен хаос, размах, иначе его вдохновение будет пылиться, сложенное на полке в соседней с рубашками стопке. Но не это даже самое худшее. Самое противное то…
Энди больно зацепило слово «противное».
— Что я постоянно хочу жрать! — весело закончил Маккена. — Я не могу работать! Эти запахи! Они лишают меня воли!
Лицо парня съежилось, словно он старался виртуально поднять нечто очень тяжелое, но никак не мог это сделать. Он как-то тяжело выдохнул, и Рой заметил, что плечи мальчишки опустились еще ниже. Парень в свою очередь подумал, что дал бы Меккене по морде, будь он одного с ним поля ягода, но тот так широко улыбался, что Энди, пожалуй, врезал бы ему и второй раз за одно только это.
— Что, испугался?
— Да пошел ты!
— Пойду, но только после того, как скажешь, когда приходить назад.
Энди обиженно поднялся, отвернулся к плите, шваркнув сковороду на конфорку. В ней опять что-то заурчало.
— Ладно, — виновато произнес Рой, дружески обняв его за плечи. — Виноват. Пошутил тупо. Прости.
— Проехали.
