и мамой, — хныча, отвечала Ксюша, — а потом они поехали отдыхать, а меня не взяли, и сюда отдали — тёте Насте, а она сначала положила меня в ванну плавать, она думала, что я в море должна жить, потому что морская, а потом, когда поняла, что я боюсь воды, выпустила на травку.
— Визжите, чтобы тётя Настя Вас нашла, — пронзительно пискнула Муся, стараясь перекричать шум листвы.
— Я боюсь, что прежде её лохматая собака услышит и прибежит, — решила Сашка.
— Ой, боюсь, боюсь, боюсь! — захныкала свинка, — Лёва говорил, что я вкусная, и собака меня может съесть. А вы меня не съедите?
— Нет. Мы добрые, не бойтесь, — ответила ласково Муся.
— Скоро дождь начнётся, — подытожила Сашка. — Быстрее вспоминай, какого цвета дом.
— Я не помню, — и Ксюша залилась слезами.
— Ладно, — констатировала Муся. — Кое-что мы знаем: у Вашего дома растёт свёкла, капуста и малина, стоит ванна. Есть хозяйка — тётя Настя. Сашка, ты везде ходишь, где это?
— Я сейчас мало гуляю, мне некогда, рыбалка, пленэр. Но, кажется, я знаю, где это, — пошли.
Ксюша спешила за Сашкой. Неожиданно грянул гром, и Ксюша метнулась в траву, а Муся спрыгнула со спины.
— Куда вы? — испугалась и Сашка.
— Мы боимся! — пропищала Муся, а Ксюша спряталась в высокой траве.
— Ничего страшного, важнее найти дом, у нас нет времени, — серьёзно сказала Сашка, а у самой поджилки тряслись от страха. — За мной!
Они прошли ещё немного.
— Это твой дом? — обратилась она к морской свинке около маленького дома со светящимся окном и открытой калиткой.
— Кажется, да. Но тогда светло было.
— Тогда визжи, — велела кошка.
Не успела Ксюша взвизгнуть, как из дома выскочила хозяйка. Она подбежала к свинке, радостно схватила её, прижала к груди.
— Как хорошо, Ксюшка, что ты нашлась, а мы уже плакали, нам сказали, что тебя собаки съели.
Ксюша похрюкивала от счастья и лизала хозяйку.
— Ну, мы пошли, — сказала Сашка, — завтра придём навестить.
Тут только тетя Настя заметила мяукнувшую кошку, мышку в темноте она так и не разглядела.
— Да ты тут не одна, заходи, кошечка.
— Нет, мы пойдём, скоро дождь, — ответила кошка. Но тётя Настя её речи не поняла и увидела только убегающую кошку с поднятым хвостом.
Опять сверкнула молния, и грянул гром. Муся, прижавшись к Сашкиной спине, верхом добиралась до дома. Едва кошка подошла к ограде Мусиного участка, закапали первые капли, Муся соскочила, попрощалась и бросилась бежать в норку, а Сашка — к себе. Отдельные капли сменились проливным дождём, мех на Сашке промок и прилип к шкурке, глаза заливала вода. Лена стояла в дверях и звала свою подопечную. Сашка с мяуканьем бросилась к Лене. Она начала рассказывать ей сегодняшнюю историю, но Лена решила, что Сашка напугана грозой. Она взяла Сашку на руки, завернула в полотенце, положила на колени и стала согревать руками, гладить, успокаивать.
— Как нелегко быть доброй, — думала кошка, — вот промокла до шкурки, зато Ксюша в тепле, и тётя Настя рада. А как там Муся? Не залило ли норку? Не холодно ли ей? Надо было её к себе пригласить.
Лена чувствовала, что Сашка никак не успокоится, и разговаривала с ней, пытаясь отвлечь от неприятных переживаний.
— Сашка, я хочу тебя порадовать. Скоро мы с тобой полетим в Венецию.
Сашка подняла ушки. Что это ещё за Венеция? Наверное, это другая планета, раз на неё летают. Вот, они всё мечтали, мечтали с Мусей, и вот тебе — другая планета — Венеция. Там, наверное, всё другое, и если свинки за морем без хвоста и такие чудные, то на другой планете, кошки, наверное, тоже без хвоста. А вдруг там хвост отвалится?
С одной стороны — никто за него дёргать не будет, а с другой — как-то она к этому хвосту уже привыкла.
— Там много воды, — продолжала безмятежно Лена, — кругом одна вода, представь, что вокруг дома большие пруды, всюду пруды. Пахнет рыбой.
Большое количество воды Сашку не радовало. Вон оно как за окном поливает, Сашка бы сейчас предпочла что-нибудь сухое. Ей и Ксюше хорошо. А каково Мусе? А этот кот с откусанным ухом, может быть, он тоже где-нибудь мокнет, от того и злой такой, потому что его никто не жалеет. Нет, что-то не о том она думает, что-то она главное упустила. Если они полетят в Венецию, что же будет с Мусей? Она останется одна? И они никогда не будут вместе сидеть ночами, и рассказывать друг другу истории? И смотреть на небо? А есть ли в Венеции звёзды? А есть ли рыбаки?
Кошка ёрзала в руках, мяукала, пытаясь задать вопросы, но Лена поняла её по-своему.
— Да ты не бойся, в самолёте будем лететь не долго, зато потом мы будем с тобой писать венецианские пейзажи. Туристы будут покупать наши картины. Ты станешь известной на весь мир.
Да, это было неожиданное предложение, что-то внутри приятно ёкнуло, она представила, как на глазах у публики подписывает картины, позирует перед камерами, и её показывают по телевизору. Вовка посмотрит и удивится. А бабушка будет злиться на себя! Но потом она подумала, что придётся расставаться со всем этим миром, который она успела полюбить: бабочками, цветами, деревьями, свинкой Ксюшей и прудом, пусть не таким большим, как в Венеции, с рыбаком, которого она полюбила, а главное, придётся расстаться с лучшим на свете другом Мусей. От этого стало так больно, как никогда в жизни ещё не было. Вот если бы она не подружилась с Мусей, она бы так не страдала. Нет, она не сможет расстаться с подругой, она останется здесь, может быть, к Вовке опять придёт жить или к дедушке. А как же Лена? Ведь её она тоже не сможет покинуть. Лена опять будет грустная. И от этого кошачье сердце заныло ещё сильнее. Выходит, не так и хорошо, когда кого-то жалеешь, ведь ей никогда не было так грустно. Если бы кто-нибудь два месяца назад ей сказал, что она будет страдать из-за мышки или из-за хозяйки, она бы не поверила.
— Увидишь, какое там красивое небо, — сказала Лена, — мы там встретимся с одним художником, его зовут Джулиано, мы всегда там в это время года встречаемся, будем вместе любоваться мириадами звёзд и по ночам писать картины. Очень удобно, освещение не меняется, свет звёзд и фонарей.
— Значит, она такая же, как я, — подумала Сашка, — любит смотреть на звёзды, и, выходит, небо звёздное там тоже есть. Она будет разговаривать со своим Джулиано, а я с кем
